– Пусть с ней побудет Дженни. – Обращенные к Генри глаза девушки-полицейского полны тревоги.
Генри и сам сейчас нуждается в помощи. Он ходит из угла в угол, плохо понимая, что ему говорят.
– Скажите дочери, чтобы поднялась наверх и посидела с Барбарой. Ее нельзя оставлять одну.
У Кэти вновь звонит телефон, и Генри вздрагивает, как в ту секунду, когда он впервые увидел в новостях фотографию. Кэти берет трубку, а он возвращается в гостиную – за Дженни.
В гостиной стоит растерянный Тим. По телевизору без звука идут спортивные новости. Конечно, про себя возмущается Генри, плевать они хотели. Каких-то полчаса назад к голове его дочери приставили пистолет, а теперь все уже смотрят футбол.
– Тебе пора, Тим. Извини, нам сейчас не до гостей.
Бледный и дрожащий, Тим кивает в ответ и берет со спинки дивана пальто. Дождавшись, когда щелкнет входная дверь, Генри идет на кухню и прислушивается к разговору Кэти. Та вышла в прихожую и закрыла дверь. Толстую дубовую дверь. Ни черта не слышно.
Сэмми, пользуясь случаем, проскользнул в дом и, устроившись в ногах, умоляюще глядит на хозяина. Пожалуйста, можно мне остаться на кухне? Генри смотрит в темные, с янтарным отливом глаза. Верный Сэмми. Переживает, бедняга, чувствует, что в доме беда. Генри вспоминает его щенком, который, тявкая, скакал по лужайке перед домом, пока Анна делала очередное колесо. Смотри, папа! Три подряд…
Он стоит, прильнув к дверному косяку, но все тщетно. Кэти говорит шепотом. От непреодолимого желания знать, о чем идет речь, в груди жжет как огнем. Генри закрывает глаза. Шумно и тяжело дышит носом. Сэмми тоже подошел к двери и тычется мордой ему в ногу. Можно остаться, хозяин? Он гладит пса по голове, и, когда тот начинает вилять хвостом, внутри у Генри словно что-то обрывается.
В конце концов он отходит к столу и машинально садится на место Барбары. И только сейчас замечает, что подушка в синюю клетку, которая обычно лежит на стуле, валяется под столом. Генри сосредоточенно смотрит на подушку. Поднять ее или оставить? Вопрос представляется ему чрезвычайно важным и сложным. Затем он одергивает себя: что за чушь, о чем он только думает. Даже если все подушки окажутся на полу – какая разница… Даже если все вещи в этой чертовой кухне попадают со своих мест. Генри обводит взглядом фарфоровый сервиз, тарелки, кувшины, миски, всевозможную утварь на комоде… Смести бы все на пол. Пусть валяется вместе с подушкой… Его мысли прерывает скрип двери. Сэмми перестает вилять хвостом, опасаясь возвращения в прихожую.
– Коллега звонила, – поясняет Кэти, подходя к столу.
– Есть новости из Испании? От переговорщиков? Какого черта они ждут? Неужели у них нет слезоточивого газа или что там должно быть? – Генри поражается собственному тону, слишком безжизненному для таких слов.
Тело вдруг тоже становится безвольным. Свесив голову на грудь, он снова смотрит на подушку и на этот раз замечает пятнышко в левом верхнем углу. Похоже на кетчуп. Генри закрывает глаза и видит, как Анна поливает кетчупом сэндвич с беконом.
– В Испании пока без перемен. Хотя есть кое-что…
– Что? Выкуп? – Генри с надеждой смотрит на Кэти. – Если он хочет денег, мы найдем. Любую сумму. Можем продать ферму. – Генри начинает судорожно перебирать в уме всех, кому можно позвонить. Кто может поучаствовать. Дать в долг. Выручить.
– Нет. Не выкуп. И потом, полиция все равно на это не пошла бы…
Дурак. На что он надеялся? Генри прекращает мысленно обзванивать друзей и банки, собирать средства через местную церковь и социальные сети. Он-то уже вообразил, как отдает Карлу мешок с деньгами. И Анна выскакивает из машины. Папочка… Он так устал от всех этих метаний. Скачущих мыслей. Разбитых надежд. Жутких картин, которые рисует воображение. Его тошнит от новостей и проклятых фото в соцсетях. С выкупом или без – полиция все равно не даст Карлу уйти. Безопасность Анны никто не гарантирует. Генри ничего не может сделать для дочери. Опять жжет в груди. Сжав кулаки, он в который раз смотрит на подушку.
– Могу я попросить вас взглянуть на одну фотографию, мистер Баллард?
Как официально. Кэти всегда просила обращаться к ней по имени. И жену называет не иначе как Барбарой. Раньше, когда они мило пили чай и офицер, склонив голову, выражала им всяческое сочувствие, он тоже был просто Генри. Однако после случившегося в сарае, едва не попав в список подозреваемых, он стал мистером Баллардом. И, видимо, останется им до конца.
Это отвратительно, папа.
– Фотография, которую вы увидите, мистер Баллард, встречается в Интернете гораздо реже других. Должна предупредить, что на ней тоже Карл с пистолетом в руках. Жуткое зрелище. Прекрасно понимаю вашу жену. Но здесь другой ракурс. И вы мне очень поможете, если посмотрите внимательно. Ну как, готовы?
– Конечно, – отвечает Генри, а у самого внутри все замирает.
Кэти протягивает ему «Айпэд».
– Снято из дома напротив, с верхних этажей. Изображение обработали и увеличили. – Кэти проводит пальцем по экрану, чтобы показать ему результат.
У Генри начинает дрожать подбородок.
– И что? Что я должен увидеть?
Сколько можно. Он не хочет смотреть. Пистолет. Светлые волосы.
– Карл не дал полиции поговорить с заложницей. И отказался прислать фото из квартиры, хотя они просили несколько раз. Переговорщики всегда так делают. Это позволяет немного разрядить обстановку и убедиться, что с заложником всё в порядке. Преступник получает что-то взамен. Если отправишь нам фото или дашь поговорить с заложником, мы выполним твое условие. Пришлем еду, или еще один телефон, или таблетки от головной боли, или ингалятор от астмы – все, что попросишь.
Заложница? Почему Кэти не называет ее по имени? Могла бы проявить хоть немного уважения. Речь о его дочери. А не просто о какой-то заложнице…
– У меня к вам следующий вопрос, мистер Баллард: вы можете подтвердить, что на фотографии Анна?
У Генри голова идет кругом. Кэти издевается? Психопат, которого Анна встретила в поезде, затащил ее после театра в какую-то дыру, напоил и черт знает что еще сделал. Потом похитил и целый год держал в Испании. А теперь засел в квартире с пистолетом…
– Прошу вас, приглядитесь. Обратите внимание на фигуру девушки. На талию. На плечи. Это точно Анна?
Он смотрит на снимок, нахмурившись так сильно, что ноет лоб. Фигура? К чему Кэти клонит? Генри вдруг понимает, что у него страшно болит голова. Еще с тех пор, как он вышел из полицейского отделения.
Фотография нерезкая, видно плохо, особенно в увеличенном варианте. Волосы однозначно как у Анны.
– Ни черта не понимаю. Кто же еще?
– Пожалуйста, посмотрите внимательно.
Глядя на девушку, которая стоит спиной к окну с приставленным к голове пистолетом, Генри начинает раскачиваться взад-вперед. Перед глазами возникает Анна, выглядывающая из окна кухни. Папа, смотри, сорока вернулась…
