6 ноября 2009. Военно-транспортный самолёт российских ВВС «Ту-142» упал в Татарском проливе, не дотянув 10 км до посадки, 11 пилотов погибли.
24 января 2010. «Боинг-747» упал в Средиземное море через пять минут после вылета из Бейрута, погибли все.
24 января 2010. «Ту-154» упал, не долетев до аэропорта города Мешхеда, северный Иран, 46 раненых.
22 марта 2010. «Ту-204» упал при посадке в Домодедово, не долетев одного километра до посадочной полосы.
10 апреля 2010. «Ту-154» разбился под Смоленском, не долетев 400 метров до посадочной полосы, 97 погибших — члены польского правительства и экипаж.
4 декабря 2010. У «Ту-154» отказали все три двигателя через восемь минут после вылета по маршруту Москва — Махачкала, экипаж пытался приземлиться в аэропорту Внуково. Самолёт раскололся, 2 погибших, 80 раненых.
Из этого списка видно, что разбиваются самые разные самолёты. Единственное общее в этих катастрофах: морозно-мокрая погода, и самолёт теряет мощность в нижних слоях атмосферы, то есть при взлёте и посадке. У меня нет сомнения в том, что причина остановки двигателей — обледенение первой ступени компрессора. Обратим внимание на то, что в новости попадают только аварии с трагическим исходом. Уверен, что необъяснённых остановок моторов случается в пять—десять раз больше, но мы о них просто ничего не узнаём.
Два года я бился головой об эту стенку и сильно подустал. Больше не кидаюсь отпечатывать сообщения о новых падениях самолётов и складывать их в папку, распухшую уже до двухсот страниц. Недавно обнаружили обломки французского лайнера, упавшего по непонятным причинам в Атлантический океан два года назад, — я даже не попытался уточнить погодные условия во время катастрофы (мелькнуло сообщение о том, что самолёт приближался к грозовому фронту, что могло быть чревато резкими переменами температуры и влажности окружающего воздуха).
Но вот, как раз когда я перепечатывал эту главу, пришло сообщение о катастрофе «Ту-134», не долетевшего одного километра до аэропорта Петрозаводска. Я звонил по горячей линии в Домодедово (место вылета рейса), послал свою статью им, а также в газеты Петрозаводска. Но прочтёт ли кто-нибудь её?
В 2005 году Нобелевская премия по медицине была присуждена двум австралийским медикам, Барри Маршаллу и Робину Уоррену, за обнаружение бактерии, вызывающей язву желудка. Открытие было сделано в 1982 году и опубликовано в журнале «Ланцет». Однако тогда многие ученые отнеслись к нему с большим недоверием, поскольку считалось, что к развитию язвенной болезни ведут стресс, неправильное питание, курение, алкоголь. Признание инфекционной природы этого заболевания шло вразрез с устоявшимися представлениями. Двадцать пять лет ушло на преодоление сложившихся теорий. Чтобы доказать свою правоту, Маршалл сделал смелый шаг: попрощался с женой, инфицировал себя бактерией Helicobacter pylori, чуть не умер, и спасся, только применив антибиотики. Что остаётся мне? Сесть в самолёт, взлетающий в опасных погодных условиях, и погибнуть вместе с остальными пассажирами?
В России, где зима длится дольше и температуры воздуха ниже, чем в Америке, проблема обледенения самолётов стоит ещё острее. Я вправе надеяться на то, что российские пилоты и администраторы скорее заинтересуются моей теорией, чем американские.
Догадываюсь, что в умах многих моих знакомых и корреспондентов я просто перенесён в разряд стариканов, одержимых идеей фикс в такой же мере, как Лев Толстой. Что с Ефимова взять? Он ведь даже не верит, что Освальд убил президента Кеннеди. Не найдётся ли для него койки в палате №6?
И всё же слабая надежда ещё теплится в душе. А вдруг моя статья «Лёд — террорист номер один», опубликованная в Интернете и в «Неве», попадётся на глаза какому-нибудь новому российскому богачу. И вдруг мои аргументы подействуют на него. И вдруг он захочет сделать экстравагантный поступок — отвалить деньги на необходимый эксперимент. Ведь можно уложиться в какую-нибудь сотню тысяч долларов. Берём авиалайнер, закончивший срок службы, и, прежде чем отправить его в утиль, оснащаем двумя простыми датчиками на первой ступени компрессора: термопарой (указывает температуру металла) и миниатюрной телекамерой. Если при соответствующей погоде лёд начнёт образовываться на крыльях, включаем моторы и смотрим, появится ли лёд в тонких зазорах между вращающимися и неподвижными узлами.
Всего-то делов!
А как славно попасть в историю спасителем тысяч авиапассажиров!
Платон разделял людей на золотых, серебряных, медных, железных.
Ну — Михаил Дмитриевич Прохоров (золото), Сулейман Абусаидович Керимов (серебро), Игорь Алексеевич Алтушкин (медь), Алексей Александрович Мордашов (сталь), Владимир Сергеевич Лисин (простите, Платон не знал ничего об алюминии) — неужели упустите шанс?
NB: Проповедуя, мы не обольщаемся надеждой в чём-то переубедить людей — знаем, что это практически невозможно. Зато у нас появится право сказать из-под крышки гроба: «А я ведь предупреждал вас...»
Золотая свадьба
Мы отпраздновали её в мае 2009 года, на той же пикниковой площадке, на которой отмечали двадцатипятилетие «Эрмитажа». Гости прибывали из Бостона, Нью-Йорка, Филадельфии, Вашингтона, Атланты и из менее знаменитых городов — Энгелвуда, Хобокена, Депозита, Эджвотера. Всего собралось человек сорок. Самым старинным другом оказался мой одноклассник Леонид Слуцкер — 64 года знакомства. Потом «по старшинству» шли Подгурские (52), Штерны (47), Шварцманы (45), Беломлинский (44), Генисы (31). На роль самых «молодых», недавних, попали соседи по посёлку Вайнона: Семён и Рита Сойферман и Том и Флоренс Мэтьюс (4 года).
Рассылая приглашения, мы умоляли друзей не обременять ни себя, ни нас подарками. В богатой Америке традиция подаркообмена тяготила меня не на шутку. В нашем кругу каждая семья имела всё необходимое, поэтому придумать интересный и полезный подарок было делом, обречённым на провал. Всё сводилось к тому, что сначала дарящий должен был ломать голову, тратить время и деньги на поиски заведомо ненужной вещи, а потом одаренный должен был искать в своём доме щель, куда бы эту ненужную вещь запихнуть, да ещё так, чтобы она не попалась на глаза подарившему. Большинство друзей послушались, но Марк и Люда Копелевы коварно привезли дары, отказаться от которых было невозможно, — цветущие кусты для нашего сада, и сами же их и посадили.
Пятьдесят лет назад всё было по-другому. Наша бедность упрощала проблему выбора подарков. Любой шарф, галстук, книга, пластинка принимались с неподдельной радостью. Когда родилась Лена, друзья в складчину купили для неё коляску и кроватку. Но одной вещи — одного символа — наше бракосочетание в Ленинграде было лишено. И я решил восполнить пробел: во время праздничного обеда, с соответствующим тостом, поднёс Марине коробочку, в которой она обнаружила два золотых кольца. С запозданием на пятьдесят лет — ну и что? Зато можно было уже не сомневаться в прочности союза, скрепляемого этими кольцами.
Поздравительных телеграмм от знаменитостей мы не ждали и не получили. Но из своих архивов я извлёк стихи, посвящённые в разное время Ефимовым русскими поэтами, известными и не очень: Бродским, Гандельсманом, Гординым, Грицманом, Дериевой, Кушнером, Машинской, Найманом, Рейном, Хвостенко, Черешней. Собравшимся было предложено угадывать автора прочитанного стиха по стилю. Люда Штерн обогнала всех по числу попаданий и получила приз — бутылку водки с поэтическим названием «Пушкин».
