NB: В послевоенной России дети говорили друг другу: «Спорим на американку!» То есть, если я выигрываю, ты исполняешь любое моё желание. Не крылось ли здесь подсознательное представление об Америке как о стране, где всё исполнимо и всё возможно?
В Аллегенских горах
В день переезда Джим пришёл одетый в яркий жилет яхтсмена и с шерстяной лентой на голове.
— Джим, на дворе зима, — сказал я.
— Да, я заметил.
— Ты заметил лёд и снег на улицах?
— Ещё бы. Мой автомобиль здорово повело по дороге сюда.
— Тебе предстоит вести грузовик два дня, так?
— Я же не собираюсь сидеть на капоте.
— Ты слыхал, что в Пенсильвании зима бывает чертовски холодной?
— А ты слыхал, что в этих грузовиках у них имеется отличное отопление?
Новенький оранжевый жилет явно доставлял ему большое удовольствие. Спорить дальше не имело смысла.
Я пошёл к нашему «сайтейшену», где уже сидели Марина, Наташа и кошка Смоки. Колонна тронулась.
Мы достигли Пенсильвании часам к четырём. Джим где-то прочёл, что трудная дорога начинается в Аллегенских горах, а до этого водителям беспокоиться не о чем. Когда я на очередной остановке спросил, сколько у него бензина в баке, он уверенно заявил, что хватит на час езды.
— До Аллегенских гор ещё далеко. Мы можем заправиться на любом съезде.
Шоссе начало извиваться по довольно крутым склонам. Далеко внизу снег лежал на полях тихо и безмятежно. Но здесь, наверху, ветки сосен вытягивались под ветром, как тысячи зелёных флажков. Полоски льда блестели на обочине. Ржавый остов опрокинувшейся цистерны валялся под откосом, задрав к небу все шесть колёс.
Через полчаса я решил, что пора заправиться. Но на ближайшем съезде поставленный знак предупредил, что здесь заправочных нет. Тем временем наш грузовик начал отставать.
— Что он там, заснул? — кипятился я. — Мне нельзя держать скорость ниже сорока, это запрещено на шоссе.
Грузовик виновато взревел последний раз, съехал на обочину, встал. Мне тоже пришлось остановиться на обочине. Я оставил мотор включённым, вылез из автомобиля, побежал назад.
— Что случилось?
— Видимо, кончился бензин.
— Что значит «видимо»? Посмотри на указатель.
— Показывает четверть бака. Но он может быть неисправен. Эти грузовики со скидкой всегда поднесут какой-нибудь сюрприз. В горах бензин расходуется быстрее. Но гор тут не должно быть. Мы ещё не доехали до Аллегенского хребта.
— Ладно, великий географ. Вылезай и бежим к «сайтейшену». Нужно найти заправочную до темноты.
— Нет. Ты поезжай, а я подожду тебя здесь.
— Почему?
— Нельзя оставлять грузовик со всем вашим имуществом. У нас даже замка нет на дверях.
— Кому нужно наше барахло?
— Ты говорил, что один композер стоит десять тысяч. И никогда нельзя знать, что за народ живёт в горах.
— Ты замёрзнешь тут до смерти.
— В кабине ещё довольно тепло.
— Но надолго ли?
— Чем дольше мы спорим, тем больше калорий улетает наружу.
Я вылез из грузовика, побежал обратно. Бросился за руль, нажал на педаль. Воспользовался первым же съездом, но обнаружил, что боковая дорога исчезла под снегом. Решено было вернуться на шоссе и ехать в обратную сторону, туда, где полчаса назад над соснами мелькнул знак «Эксона». Въезд был покрыт тонкой снежной плёнкой, ни одна машина не проезжала по нему с конца снегопада. Я попытался взлететь наверх с разгона — не тут-то было. После нескольких метров «сайтейшен» зарылся в снег так, что колёса оторвались от асфальта.
— Как глупо, что мы не положили в багажник лопату! — воскликнула Марина.
— У меня есть идея, — сказал я.
Вылез из автомобиля, крепкой отвёрткой отколупнул колпаки с колёс, протянул один Марине.
— Вперёд!
Мы принялись раскапывать путь для застрявшего «сайтейшена». Прокопав метров пять, проезжали вперёд и начинали снова. Мне вдруг стало ясно-ясно, что наши жизни зависят сейчас от того, сколько стаканов бензина осталось в баке. И что тогда? Пытаться остановить пролетающие изредка грузовики, просить о помощи? Но заметит ли кто-нибудь в сумерках размахивающую руками фигуру? Рискнёт ли остановиться?
Наконец, мы одолели подъём, вырвались на шоссе и за десять минут домчались до заправочной.
За кассой сидел мальчишка лет пятнадцати — видимо, подменял отца. Я заплатил за бензин и описал ему нашу ситуацию. Он спросил:
— У вас есть канистра?
— Нет.
— Тогда ничего не выйдет. Перевозка жидкого топлива разрешается только в специальных контейнерах.
— Хорошо, мы купим специальный.
— У меня все распроданы. Но вы можете купить его в супермаркете хозяйственных товаров. Это всего восемнадцать миль отсюда.
— Восемнадцать миль! Наш водитель в грузовике превратится в глыбу льда за это время.
— Ничего не могу поделать. Отец наказал мне не нарушать никаких правил.
— Если водитель отморозит кисть или ступню, мы будем судить вашу станцию на десять миллионов долларов!
— Я скажу, что никогда вас в глаза не видел. И мой дядя, полицейский, подтвердит каждое моё слово.
— Тогда позвони своему дяде и объясни, что происходит. Нужно ведь спасать человека.
— Нет смысла звонить. Вся местная полиция вызвана на аварию. На двести второй миле перевернулся и загорелся грузовик с яйцами. Моя тётя звонила и сказала, что видит огонь и дым из своего окна. Весь их городок пропах подгоревшим омлетом.
— Слушай, давай говорить серьёзно. Там, в углу, я вижу пустые пластиковые бутыли. Я возьму их, наполню бензином, и мы помчимся. Вот тебе ещё двадцать долларов сверх. Годится?
— Нет. Отец меня убьёт.
— Я беру бутыли: раз, два, три. И не пытайся остановить меня.
— Это грабёж. Я звоню в полицию.
— Сам ведь сказал, что все они вызваны на аварию. А отцу объяснишь, что на тебя напала русская мафия, грозила пистолетом.
— Ну хорошо, хорошо... Только я ничего не видел, ничего не знаю. Если вы попадётесь, будете отвечать вдвойне: как нарушители правил и как воры.
Слава Богу, мы не попались. Домчались до застывшего грузовика уже в полной темноте. Ветер рванул у меня из рук распахнутую дверцу кабины.
— Джим, ты живой ещё?!
— Куда ты пропал к чертям собачьим? — спросил Джим, стуча зубами. — Ездил в кино?
Я накинул на него одеяло, принесённое из «сайтейшена», а сам бросился заливать бензин в бак грузовика.
