— Ну что вы? Зачем?.. Не нужно так расстраиваться... Это же не для вас — для страховой компании.
— У нас нет никакой страховки.
— Да? Но как же?.. Вы выглядите культурным человеком... Как же можно жить без медицинской страховки?
Этот рефрен нам доводилось потом слышать десятки и сотни раз. Ответственный и разумный гражданин либо находит работу в фирме, которая обеспечивает своих сотрудников медицинской страховкой, либо покупает страховку у какой-нибудь частной компании. Расценки слишком высоки, вашему семейному бюджету они не по силам? Так они потому и высоки, что миллионы таких вот безответственных граждан пытаются увернуться, перекладывают эти необходимые траты на других.
В те дни я ещё не успел вчитаться и вдуматься в механизм раздувания цен на медицинское обслуживание в Америке и мне нечем было ответить на эту демагогию. Выходя из больничной бухгалтерии тем декабрьским утром, я только пытался утешать себя напоминанием: никогда мы не слыхали, чтобы врачи смогли разорить человека, довести до банкротства, потащить в суд, отнять дом. Да, выражение «семья была разорена медицинскими счетами» слышать доводилось. Но, может быть, она разорилась, потому что пыталась оплачивать их? А если просто взять и отказаться платить — что они могут нам сделать? Судить? И тем самым в очередной раз привлечь внимание прессы к своим безумным расценкам?
Несколько лет спустя, когда я работал над книгой «Стыдная тайна неравенства», истина приоткрылась мне. С середины 1960-х годов добрые законодатели, не желая портить себе репутацию введением нового налога для покрытия расходов на медицинское обслуживание, проталкивали тезис: «Мы заставим нанимателей-работодателей покупать медицинскую страховку для своих работников». Нанимателей людям не жалко — «пусть раскошелятся!» — и как-то все проглядели, что выражение «заставить покупать» звучит так же нелепо, как «заставить играть», «заставить любить». Рынок — это место, где свободный покупатель встречается со свободным продавцом. Недаром в английском языке понятия «справедливый», «красивый» и «ярмарка» обозначаются одним и тем же словом: fair. Но когда меня заставляют покупать законодательным постановлением, моя свобода уничтожена, я оказываюсь в полной зависимости от продающего — в данном случае от страховых компаний, и цены будут лететь только вверх, как воздушные шары.
Дальше — больше. Тысячи людей попадают каждый год в автомобильные аварии, их привозят в больницы с различными травмами и ранениями. И среди этих пациентов непременно будут такие, у которых нет медицинской страховки. Кто оплатит их лечение? Государство? Штат? Опять новое налогообложение? Но зачем? Мы выпустим закон, обязывающий каждого автомобилиста покупать страховку на лечение тех неудачников, которых он когда-нибудь может сбить своим автомобилем.
И самих врачей мы заставим покупать страховку против иска за неправильное лечение.
И владельцев маленьких бизнесов обяжем иметь страховки от несчастных случаев, которые могут случиться с их клиентами. Старушка облила себя горячим кофе в ресторанчике, и добрые присяжные присудили ресторанную корпорацию выплатить ей сколько-то миллионов — от этого тоже нужна теперь страховка. Другая упала в супермаркете, сломала бедро — плати страховая! (Сказала бы Марина, что упала в здании, — возможно, платить пришлось бы радио «Либерти».)
Для нас потянулись дни и недели мучительного противоборства на разных фронтах. Для начала я прямо заявил администрации больницы, что денег у нас нет, но мы готовы платить в рассрочку по сто долларов в месяц. К моему удивлению, они согласились на этот вариант почти без возражений. На другом фронте нужно было вступить в переговоры с организацией, носившей нежное одесское имя «Фима» (FEMA — Federal Emergency Management Agency). Она оказывала помощь жертвам наводнений, землетрясений, ураганов, лесных пожаров. На наше счастье, ветер, поваливший Марину в Нью-Йорке, был признан достаточно серьёзным стихийным бедствием, и «Фима» пришла на помощь пострадавшим от него. Мы послали соответствующее заявление, копии медицинских счетов, описание наших финансов, и вскоре получили от доброй «Фимы» чек для больницы на восемь тысяч долларов. Ещё какую-то часть долга срезала организация нью-джерсийских хирургов. Потом мы выплачивали остаток в течение нескольких лет. Но такой роскоши, как заболеть, не позволяли себе после этого долгие годы. А радиослушатели в России так и не узнали, что ведущая передачи «Бродвей 1775», Марина Ефимова, в течение двух месяцев перемещалась от редакторского стола до микрофона на костылях или в кресле на колёсиках...
NB: Больница — храм нашей новой религии. Когда Христос придёт во второй раз, Он, наверное, возьмёт бич и начнёт с изгнания торгующих из больниц.
12. Конец последней империи
Пророчество в четырёх томах
В середине 1980-х годов Людмила Штерн познакомила нас со своим родственником, профессором Александром Штромасом. Среди западных советологов он пользовался уважением как лучший знаток ситуации в странах Восточной Европы. Рос в Литве, чуть не погиб в гетто, потом окончил Московский университет, но в 1974 году эмигрировал в Англию, где уже жила его старшая сестра. Там он стал членом международного объединения «Профессора за мир» — Professors World Peace Academy (PWPA). Эта организация возникла в 1983 году по инициативе и при финансировании известного южнокорейского богача, пастора Сон Мён Муна — страстного антикоммуниста.
Штромас предложил мне принять участие в большом сборнике, посвящённом настоящему и будущему Советского Союза, состоявшем из четырёх томов, примерно по семьсот страниц каждый: 1-й — «Советская система: статика и перемены»; 2-й — «Экономика и общество»; 3-й — «Идеология, культура и нации»; 4-й — «Россия и мир». Основной объём сборника составили доклады, представленные на международной конференции в Женеве (август 1985 года), проходившей под названием: «Падение советской империи: перспективы перехода к постсоветскому периоду».
Примечательно, что многие американские советологи отказались принимать участие в конференции с таким названием. Кто-то, как водится, боялся озлобить советские власти, но у кого-то нашлись и серьёзные возражения. «Наука изучает факты, — объяснял Роберт Конквест, — а падение СССР фактом ещё не стало». Учтя эти возражения, редакторы сборника, Алекс Штромас и Мортон Каплан, к неудовольствию пастора Муна, убрали из названия слово «падение». Он был опубликован в 1989 году под названием «Советский Союз перед лицом будущего»
[64].
Моя статья попала во второй том. Называлась она: «Интеллигенция и советская власть: сотрудничество и противоборство». Нет, я не предсказывал в ней близкое крушение советской империи. Но я, среди прочего, отмечал сходство между сегодняшней ситуацией в СССР и предреволюционными ситуациями в Англии Карла I Стюарта (1640), Франции Людовика XVI Бурбона (1789) и Российской империи Николая II Романова (1917). Во всех четырёх исторических коллизиях аппарат абсолютной верховной власти пришёл к осознанию того, что он не сможет дальше осуществлять свои политические и военные амбиции, если не заручится активной поддержкой тех, кто управлял хозяйственной жизнью страны. Карл I созвал парламент, Людовик XVI — Генеральные штаты (оба — после большого перерыва), Николай II разрешил политические дебаты в Думе, Горбачёв провозгласил политику гласности. Судьба первых троих была памятна всем, и вывод напрашивался сам собой.
