Дым отечества
Роман о Пелагии и визиготах был отправлен в «Звезду» и напечатан там в номерах 9 и 10 за 1996 год под названием «Не мир, но меч». Читатели и критики приняли его тепло, было много взволнованных откликов. Найман в статье, напечатанной в «Новом мире» (№11, 1996 г.), объявил, что эта книга — «из разряда “Мартовских ид” Торнтона Уайлдера или романов Мережковского». Андрей Немзер отметил «превосходное знание Далёких реалий, как материальных, так и духовных, не только вкуса, аромата и цвета далёкой эпохи, но и её страждущей мысли». Председатель жюри Букеровского комитета 1997 года, Игорь Шайтанов, выражал сожаление, что роман не прошёл в список финалистов Премии, писал, что «он представляет собой растущее и достигающее завершённости художественное целое». Лиля Панн, описывая две главные страсти героя — любовь и веру, отбрасывала стандартный эпитет «слепые» и подчёркивала, что в данном сюжете они приводили, наоборот, к обострённому зрению героя.
Не обошлось и без религиозной полемики. Свою обширную рецензию в «Новом мире» (№11, 1997 г.) Алексей Козырев так и назвал: «Оправдан ли Пелагий?» Он упрекал автора в том, что тот создаёт «исполненный горечи шарж на церковь, богословское и догматическое развитие которой будто бы было подчинено тому, как бы священникам потуже набить свои кошельки», что превращается в обличителя, «не только подмечающего и даже бичующего просчёты и прямо-таки прискорбные злодеяния, содеянные людьми в рясах, но пишущего об этом с чувством внешнего по отношению к христианству наблюдателя».
Я написал рецензенту дружеское письмо, в котором благодарил «за интересный и содержательный разговор о романе. Мне было очень важно увидеть, услышать, убедиться, что голос не повисает в эмигрантском Зазеркалье, достигает уха и сердца соотечественников в России».
Да, мой читатель обитал в России, и в душе нарастало желание встретиться с ним лицом к лицу. Были и другие стимулы для поездки на родину. Дочь Наташа в те годы работала в редакции газеты Moscow News — было бы славно провести с ней несколько дней. Журнал «Звезда» звал принять участие в конференции, посвящённой Бродскому. Андрей Битов готовился отметить своё шестидесятилетие, и мне хотелось вручить ему только что опубликованный «Эрмитажем» сборник его статей «Новый Гулливер». Издательство «Терра» проявило интерес к роману о Пелагии, а весь мой опыт отношений с российскими редакциями учил меня, что письмами и телефонными звонками добиться в них ничего нельзя — нужно появляться во плоти, и не один раз. И мы решились: в мае 1997 года Марина взяла отпуск на три недели, и «Боинг» финской авиакомпании бережно перенёс нас через океан обратно к Балтийским берегам.
Конечно, мы были готовы к тому, что облик города как-то изменится за прошедшие двадцать лет. При первом взгляде на знакомые улицы и дома возникало впечатление, будто был затеян большой-большой ремонт, но где-то посредине запал у ремонтников остыл, и двери остались недокрашенными, трамвайные рельсы незарытыми, стены неоштукатуренными, водостоки поржавевшими, дыры в асфальте незаделанными, а заготовленные водопроводные трубы не сумели докатиться последние два метра до вырытой для них траншеи. На бывшем кинотеатре «Спартак» (бывшей протестантской кирхе) вместо афиш с рекламой новых фильмов висело от руки сделанное цветными фломастерами объявление, извещавшее публику о приезде знаменитой пророчицы, бабы Нюры, которая проведёт несколько сеансов ясновидения, семейных консультаций и процедур излечения от алкоголизма. Единственное, что было сделано основательно и надёжно — крепкие железные решётки на всех-всех окнах первых и подвальных этажей.
Из рассказов друзей, навещавших нас в Америке, мы уже знали, что воровство и грабежи стали явлением повальным. Слово «наехали» употреблялось теперь так же часто, как раньше слово «замели». У Ирмы Кудровой рэкетиры сильно избили дочь, отказавшуюся платить им. Одного частного предпринимателя — знакомого Валентина Певцова — бандиты похитили, увезли в лес и заставили копать себе могилу, в которой он будет зарыт, если родственники не заплатят выкуп. Мать Михаила Петрова хотела продать несколько картин из своей коллекции — «покупатели», позвонившие в дверь, убили её ударом молотка на пороге квартиры и получили картины бесплатно.
Я тоже подвергся попытке ограбления в первые же дни. Солнечным утром шёл по каналу Грибоедова, с ностальгическим умилением смотрел на наш бывший дом №9, который глядел немытыми окнами через канал на пункт обмена валюты.
«Вот хорошо, — подумал я. — Мне как раз пора обменять пару сотен долларов на рубли».
У входа в контору милиционер дружески беседовал с остролицым пареньком лет двадцати пяти, сидевшим на краю тротуара и попивавшим кока-колу из бутылки. Я читал, что в современных боевых самолётах есть прибор, мгновенно обнаруживающий луч радара, направленный на них. Именно такое чувство возникло у меня, когда я встретился взглядом с пареньком: меня засветили лучом и ведут. Вошёл в контору, обменял деньги, вышел на улицу. И снова напоролся на цепкий радарный взгляд. С недобрым чувством пошёл дальше по каналу в сторону Невского.
Через двадцать шагов оглянулся.
Так и есть — остролицый шёл за мной. Уже в сопровождении напарника.
Что было делать?
Я не придумал ничего умнее, как повернуться и пойти им навстречу, глядя прямо в глаза.
Они делали вид, что мирно беседуют между собой, разминулись, не взглянув на меня.
Так — что дальше?
Я свернул на пешеходный мостик через канал. Дошёл до конца, оглянулся.
Они шли за мной теперь уже втроём — к ним добавилась ещё девица. «Всё отработано, как в кино про профессиональных воров, — подумал я. — Девица “натыкается” на намеченную жертву, может быть, даже падает, ты бросаешься её поднимать, один член шайки, “помогая тебе”, вытаскивает бумажник, другой, проходя мимо, перехватывает добычу, исчезает в толпе. Даже если ты сразу заметишь кражу и завопишь, даже если рядом окажется милиционер, перед ним будут двое “невинных” — “Нате, обыскивайте!”».
Я снова повернулся и пошёл им навстречу второй раз — обратно через мостик.
«Задумали щипануть приезжего? Давайте прямо здесь, посреди толпы!»
Они опять сделали вид, что не смотрят на меня, прошли мимо.
С колотящимся сердцем я дошёл до площади Искусств, оглянулся.
Никого.
«Вот так, — сказал я себе. — Здравствуй, родной город, по которому я когда-то не боялся бродить ночами. Город, освобождённый от коммунистов. Теперь здесь тоже каждому позволена погоня за счастьем. Даже если это счастье — облегчить карман ближнего. А интересно, какой процент с их бизнеса получает милиционер, дежурящий у обменного пункта?»
В остальном пребывание в Ленинграде было приятным, часто даже радостным. Побывали в гостях у Богачковых, Вершиков, Гординых, Кушнеров, Петровых, Поповых, Романковых, Шварцманов, на юбилее Битова. Гуляли по набережным и площадям, по аллеям Таврического сада, слышали живую русскую речь, текущую над уличной толпой, — всё казалось одновременно и родным, и чуточку незнакомым, иностранным.
