Алик от радости даже захлопал в ладоши и пропустил мимо ушей достойный ответ на все его упреки в медлительности:
— Так что передай привет своим крысам!
Но все недели, на которые растянулось их плавание, путешественникам не давала покоя погода.
Обитателям странного плавучего средства приходилось то и дело снимать парус и разбирать мачту, чтобы уберечь от штормовой стихии.
И все же игра стоила свеч.
Миля за милей они дрейфовали по воле ветра, как им казалось, все дальше и дальше от места былого заточения:
— Туда, где могли встретиться корабли.
На самом же деле перемещались они, не получив благосклонности судьбы. Кружились, по воле господствующего течения, в пределах все того же атомного острова.
И все же, покорно, отдаваясь в руки стихии на своем, странноватого вида, суденышке, Бьенол не собирался всецело полагаться на волю случая.
Он и сам пытался вершить, их с Аликом, судьбу.
Когда дул противоположный ветер, сетелянин убирал парус. При ветре попутном, наращивал его как мог. Ну, а нужное направление отыскивал с помощью примитивного приспособления, однажды, еще на острове, сооруженного им из двух взаимно перпендикулярных реек.
Само основание его было — метровой длины, а скользящая по нему крестовина — вдвое меньше.
— Это градшток — один из первых угломерных инструментов земных мореходов, — пояснил Бьенол своему спутнику. — Он известен еще древним астрономам.
На конце штока сетелянин укрепил мушку. Таким образом, смотря на нее, наблюдателю надо было одновременно видеть оба предмета — горизонт и светило. Взаимное расстояние между ними определялось через отверстие в крестовине. При сооружении прибора, для нанесения делений прямо на поверхности спасательной капсулы пришелец прочертил углы и поверх них теперь накладывал свой градшток.
Определение сторон света он совершал по солнцу.
В полдень, когда оно было на истинном меридиане, самодеятельный мореход замечал, когда оно достигает наибольшей высоты. И далее поступал, как первооткрыватели здешних мест, времен конкистадоров.
— Ну вот, а точка горизонта, находящаяся как раз под солнцем, и есть направление истинного юга, — инопланетянин Бьенол, и на этот раз, как бывало всегда, охотно делился с Аликом своей премудростью.
А теперь — тем более, когда начинал «колдовать», прокладывая курс с помощью градштока.
На верхней грани примитивного прибора он заранее нанес градусные деления. Потому и не ошибался, пользуясь кое-какими личными идеями.
Для измерения разных, в том числе — меньших углов, ему служили дополнительные, более короткие крестовины. Деления же на них разместил на боковых гранях самой длинной из планок.
Таким образом, время от времени выясняя курс, по которому их несут ветер и океанские волны, Бьенол для измерения какого-либо из светил — солнца или звезд, приставлял один конец длинного штока к глазу. Поперечную же крестовину двигал так, чтобы она одним концом — точно коснулась горизонта, другим — объекта небесной сферы. И хотя результаты измерений, служившие для выбора курса, получались весьма приблизительными, все же была надежда:
— Свой утлый челн им удастся вывести в судоходный район из этого проклятого места.
Видно самим Богом забытого в океане Бермудского архипелага.
Глава четвёртая
…Черный парус, косо рассекающий голубизну далеких волн, Крис Джонсон заметил сразу же, едва выбрался на палубу и глянул поверх штурвала в сторону горизонта.
Его громкий зов оторвал от разговора в кают-компании других членов экипажа их яхты «Зеро».
— Действительно, господа, человек за бортом! — подтвердил свое первоначальное предположение капитан яхты, внимательно глянув в бинокль туда, где чернело полотнище паруса. — Только не один.
Он присмотрелся, непроизвольно комментируя остальным то, что видел с помощью сильной оптики:
— Их, скорее всего, несколько и они явно терпят бедствие!
Последнее замечание стало безоговорочным, подкрепившись еще и мореходной техникой. Когда бинокулярная оптика приблизила к наблюдателю тонкую трубчатую самодельную мачту и укрепленное на ней полотно самодельного паруса, грубо сшитого из кусков темной материи.
— Идем на выручку! — скомандовав сам себе, яхтенный капитан тут же немного подвернул штурвал, направляя «Зеро» в сторону нуждающихся в помощи.
Тем более, что даже не пришлось экипажу дополнительно работать со своим собственным парусом. Яхта Джонсона шла тем же курсом, что и неизвестная посудина.
Чем ближе они сходились, тем больше у всех членов яхты возникало вопросов:
— Столь необычно выглядел этот объект!
Оказавшись прямо на их пути, он не мог не вызвать недоумения и любопытства.
— Эй, есть кто в бочке?! — приблизившись почти вплотную, через мегафон крикнул Джонсон.
Его услышали.
— Есть!
— Есть!
Из верхнего люка странной посудины выбрались наружу двое загорелых до черноты путников — высокий худощавый парень и подросток. Оба — со спутанными, давно не стрижеными, выгоревшими на солнце до белизны, шевелюрами.
Один из них, тот, что значительно выше, сложил ладони у рта в виде рупора и зычно прокричал:
— Спасите! Помогите!
Призыв о помощи нашел немедленный отклик.
— Бросить швартов!
Отдавшему эту команду капитану Крису Джонсону ни минуты не понадобилось на принятие решения.
Видно было, что морской закон — обязательное спасение потерпевших кораблекрушение, для него был не пустой фразой.
— Сейчас, капитан!
Радист Говард Эйкен стремглав бросился в трюм.
Там находился, бросательный трос, с помощью которого можно было бы пристать к странной посудине, встретившейся им в этом пустынном уголке океана.
Вскоре Говард был уже наверху с бухтой тонкой капроновой веревки, на конце которой был вплетен груз. Однако, всем остальным членам экипажа, по растерянному виду радиста можно было предположить, что там — в темном помещении канатного ящика с ним произошла какая-то неприятность.
— Ну-ка, очнись, а то совсем заснешь!
Паола Конрой, проявив не женскую прыть, выхватила у него из рук тугую веревочную скатку.
Распуская ее, журналистка лихо продемонстрировала морскую выучку, полученную за дни плавания на яхте «Зеро».
И вот уже в сторону обитателей плавучей парусной бочки полетел легкий капроновый линь.
Бросил его потерпевшим кораблекрушение, приняв швартов от Паолы, Питер Келли, в тот момент, как раз, стоявший на корме яхты.
