— Я, дядя Бьенол, лучше яблоко съем, — потянулся к своей сумке Алик. — Из дорожных запасов, что дали в комиссариате, а потом и газировки отведаю!
Уже допивая свой бокал, Бьенол чуть не выплеснул его остатки себе на новый костюм — самолет дал резкий крен, облетая грозовой фронт.
Алик же оказался менее ловким, чем Бьенол. Сумка выпала из его рук, и оттуда покатились по салону ярко красные яблоки.
— А это что, малыш?
Рядом с сиденьем, тоже выпав из сумки, лежал пакет, завернутый в плотную оберточную бумагу.
Алик ответил самым подробным образом:
— Комиссар просил передать документы лично прокурору Кривпорта или мистеру Бредли.
Однако пришелец его уже не слушал:
— Дай-ка мне, гляну, что там?
Приложив ухо к свертку, Бьенол четко различил тиканье часов.
— Странные бывают документы, — он с тревогой глянул на пакет. — С часовым механизмом.
После чего Бьенол, с треском разорвал обертку неожиданного послания комиссара Бенитеса.
Под ней оказалась металлическая коробка. Родная сестра той, что когда-то на асьенде показывал им Мануэль Грилан.
— Пентрит! Самая страшная взрывчатка, — определил по запаху Бьенол. — Из арсенала дона Луиса.
Память о прошлом вновь ворвалась в жизнь их обоих.
— Мина! — воскликнул Алик, с некоторым запозданием понявший содержание послания, пронесенного ими на борт самолета.
Его попытался успокоить взрослый.
— Спокойно! — выдавил из себя сетелянин. — Может, у нас есть еще время что-то придумать.
Но обмануть своей уверенностью уже никого не мог.
— Вряд ли! — с отчаянием донеслось с соседнего кресла.
Только что поверивший в свое обретенное счастье, подросток вдруг снова потерял все, что у него было.
— Самолет герметичен, взрывчатку с его борта уже не убрать, — проговорил Алик. — Мы пропали!
Только сетелянин не впал, как и он, в панику:
— Действительно, осталось одно…
Бьенол, с прояснившимся взором, глянул на своего юного спутника:
— Я-то сам вместе с этой адской машиной могу покинуть лайнер в любой момент.
Затем пришелец, повернувшись прямо к Алику, очень крепко прижал его худое тельце к своей широкой груди:
— Живи, малыш!
Алик смотрел на него во все глаза, на которые накатывали слезы.
В свою очередь Бьенол продолжал:
— Живи за себя и за меня!
И успел даже дать напутствие на будущее.
— Обязательно добейся правды! — услышал от него на прощание Алик Колен. — А мне уж, видно, не судьба…
…Никто из двухсот пассажиров самолета, даже не обратил своего внимания на то, как внезапно опустело одно из кресел рядом с плачущим подростком.
Лишь через секунду все почувствовали тугую волну, качнувшую громадную тушу самолета.
Кто-то возмутился:
— Опять воздушная яма.
И лишь рыбаки одного из траулеров, наблюдая за полетом, высоко в небе, пассажирского лайнера, заметили ниже его следа яркую вспышку.
— Вроде бы как салютуют кому?
— Нашли место!
Жизнь продолжалась.
