— Значит, у миссис Маккензи остались именно такие воспоминания?
— Она в то время училась в колледже, — ответил Терренс. — В конечном счете, она во всем винит Джорджа У. Буша
[12]. Утверждает, что дело в предпринимательстве. Ее отец планировал перейти из государственного сектора в частный.
— И чем именно он собирался заняться?
— Никто точно не знает, вот только они заметили, что все закончилось на следующий день после краха банков.
— И где сейчас отец?
— Вскоре после этого он умер, — сказал Брамалл.
— А мать?
— Она также умерла. Но сравнительно недавно. Миссис Маккензи еще не до конца смирилась с ее смертью.
— Отсюда ее внезапная тревога о сестре, с которой она долго не общалась, — понял Ричер.
— Совершенно верно, — согласился Терри. — Теперь сестра-близнец — единственный оставшийся у нее близкий родственник.
* * *
Они не знали, какая дорога ведет к самому большому ранчо, так как все пути уходили в бесконечность, и поэтому попытались решить вопрос, оценивая размеры домов или другие детали, указывающие на архитектурную роскошь. В конечном счете сошлись на том, что одна дорога шире остальных. Возможно, у нее лучше покрытие. И груды камней, которые могли служить в качестве церемониальных воротных столбов. Нечто вроде археологических остатков когда-то великолепного сооружения.
«Тойота» повернула и начала подъем вверх.
Глава 21
Усадьба действительно оказалась настоящей старой усадьбой. Классическая сельская западная недвижимость, с огромными темно-желтыми пастбищами, темно-зелеными хвойными деревьями, обнажившимися скалами и бурлящими между ними голубыми ручьями. Вдалеке смутно виднелись Скалистые горы, окутанные туманом. Глазам путешественников предстал большой бревенчатый дом с множеством пристроек, бревенчатый амбар и бревенчатый гараж. «Сколько бревен», — подумал Ричер. Все они были традиционными, огромными и тяжелыми, жесткими, как камень, обтесанными топорами и скрепленными между собой колышками.
Как старомодный рекламный плакат на стене аэропорта.
Вот только рядом стоял новый, взятый напрокат седан, а рядом с ним находилась женщина.
Красивый автомобиль с решеткой радиатора «Шевроле», красного цвета, со штрих-кодами на заднем стекле. И женщина, миниатюрная и стройная, рост пять футов и два дюйма, вес сто фунтов. В сапогах, подрезанных под них голубых джинсах и расстегнутой кожаной куртке, надетой на прозрачную белую блузку. Длинные густые волосы — их огромная, выцветшая на солнце светло-рыжая масса, похоже, некоторое время не знала расчески. Через плечо переброшена сумка. Лицо словно картинка из книги. Бледная безупречная кожа, идеальные пропорции, изысканные черты. Зеленые глаза, искренний, открытый взгляд. Красный, уверенный, почти улыбающийся рот. Казалось, от нее исходит свет. Полное спокойствие. На вид ей было немногим больше тридцати. Однако выглядела она превосходно. Как кинозвезда.
— Дерьмо, — сказал Брамалл. — Это миссис Маккензи.
Сестра-близнец. Точная копия. В армии минимальный рост для женщин составляет четыре фута и десять дюймов, вес — девяносто один фунт. Сандерсон этим требованиям удовлетворяла с легкостью. Но все остальное было в два раза сложнее. И чем дальше, тем труднее. В особенности с лицом. Оно производило очень сильное впечатление.
Терри вышел из машины, сделал пару шагов и остановился. Женщина тоже шагнула в его сторону. Потом из машины выбрался Ричер.
— Миссис Маккензи, — сказал Брамалл. — Я не ожидал увидеть вас здесь так скоро.
— Иногда такое случается. Я отправила вам сообщение в тот момент, когда мы приземлились. Вы думали, что я вылетаю из Чикаго. А на самом деле я выходила из офиса «Херца» в Ларами.
— Я находился рядом.
— Конечно. И за это я приношу свои искренние извинения. Факты и логика привели вас в Вайоминг, но я помешала вам сразу отправиться сюда. Я сказала, что она никак не может сюда вернуться.
— Что изменилось?
— Вам следует представить меня вашему другу.
Ричер подошел к ним, назвал свое имя и пожал женщине руку. Крыло голубя в руке гориллы.
— Что изменилось? — повторил свой вопрос Брамалл.
— Теперь я боюсь, что ничего не изменилось, — ответила Маккензи. — Здесь никого нет. Я ошиблась. Потратила впустую целый день. Приношу свои извинения.
— Но почему вы решили, что она сюда вернулась?
— Мне вдруг пришло в голову, что знание этих мест может оказаться для нее важным. Я попыталась думать, как она. Здесь у нас было много хорошего. Восемнадцать стабильных лет. С тех пор у нее не было ни одного такого дня. И я подумала, что она может захотеть вернуть те времена…
Ричер посмотрел на дом.
— Как долго он пустует? — спросил он.
— Я думаю, теперь это чья-то летняя дача, — предположила миссис Маккензи.
— Но лето еще не закончилось.
— Должно быть, это лето они пропустили.
— Вы помните, кто купил дом?
Женщина покачала головой.
— Я не уверена, что вообще это знала. В то время я находилась далеко, в школе, а Роуз поступила в Вест-Пойнт.
— Вы называли ее Роуз?
— Мы так хотели. Джейн и Роуз.
— А какие чувства вы испытали, когда узнали, что ваши родители продали дом?
— Могу я спросить, почему вы проявляете интерес к делам моей семьи?
И Ричер еще раз рассказал всю историю — от поездки на автобусе в Милуоки до путешествия через Снежную гряду. Однако инстинкт заставил его опустить ряд деталей. Он сделал упор на кольце, не упомянув ни о Скорпио, ни о Билли и не строя предположения о том, чем те занимаются. Закончил Джек перечислением скудных улик, обнаруженных в шкафу Сая Портерфилда, в его диване, в спальне и в кладовой.
Выслушав это, Маккензи немного помолчала.
— Какого размера были сапоги? — спросила она наконец.
— Шестого, — ответил Ричер.
— Хорошо.
Джек посмотрел на ее волосы. Всклокоченные, спутанные, торчащие в разные стороны. Неприрученные — именно такое слово приходило в голову. Вероятно, требовалось очень много времени, чтобы их вымыть.
Точная копия.
— Покажите мне вашу расческу, — попросил Ричер.
Женщина вновь ответила не сразу.
— Да, я понимаю, — сказала она.
Затем засунула руку в сумочку и достала розовую пластиковую расческу. Все ее зубья были расположены на большом расстоянии друг от друга. И никакого деления на более редкие и более густые зубцы.
