В ярости Тамар шагнул к Флорес с поднятым кулаком, но она не отшатнулась, а лишь воинственно сверкнула глазами.
— В вас чувствуется храбрый огонь. Используйте его, принц, — поспешно сказала Висиния.
На мгновение ей показалось, будто принц хочет ударить невысокую влахаку, однако затем он опустил руку и посмотрел на Висинию.
— Турдуй — город. Резиденция вашей семьи. Этот город уже не молодой, он стал большим и важным. Но он не сердце вашей страны.
— И где же я найду это сердце? — с издевкой переспросил Тамар.
Не отводя глаз, Висиния подошла к нему и положила ему руку на грудь.
— Здесь. И никак иначе.
— Там, снаружи, во всех тех, кто готов бороться за ваш дом. Ваша сила заключается не в толщине ваших стен или остроте меча. Она не заключается в каждом по отдельности, а только во всех сразу, кто следует за вами, — добавила Флорес.
После ее слов наступила полная тишина, все трое стояли и смотрели друг на друга. Казалось, прошла целая вечность. Все в Висинии кричало юному масриду: «Будь благоразумен! Прими мудрое решение!» Однако она молчала, пока Тамар не отошел и не нарушил ту хрупкую связь, возникшую между ними, сказав следующее:
— Вы учите меня предательству по отношению к своему отцу.
В нем еще жило сопротивление, но Висиния буквально чувствовала, как он колеблется.
— Я рассказываю о том, как сохранить ваш дом. Вы сами говорите, что Турдуй падет. Но ваша семья не должна погибнуть вместе с городом. Ваша страна не должна пасть вместе с городом. Ваш народ…
— Да, да, хорошо, — ответил Тамар и поднял руки в защитном жесте. — Мне нужно время, чтобы обдумать все это. И я ни в коем случае не собираюсь занимать трон своего отца до положенного времени!
— Никто не требует от вас этого, принц. Ваш отец признает мудрость этого подхода, когда в нем уляжется шок от нападения. Он — мудрый правитель. И не раз доказывал это, — заверила Висиния принца, даже если взгляд Гиулы, брошенный на нее в последний раз, заставлял ее сомневаться в собственных словах.
Кивнув, Тамар вышел за дверь. Однако, прежде чем он ее закрыл, Флорес попросила его:
— Вы можете разрешить нам поискать более удобное место, чем это, пока вы раздумываете? Очень хочется увидеть, что там происходит…
Немного подумав, масрид кивнул солдату перед дверью:
— Проводи влахаков на крышу. Им можно быть только там или в своих комнатах и нигде больше. Понятно?
— Да, господин, — ответил воин таким тоном, по которому сразу можно было понять, как мало порадовало его это поручение, однако больше он не сказал ни слова.
Пока они поднимались на крышу, Флорес прошептала:
— Ты думаешь, он правильно поступит?
Висиния неуверенно усмехнулась:
— Утопающий готов схватиться и за соломинку. Его сомнения были очевидны, не так ли?
— Конечно. Но при этом он показался мне довольно твердолобым. И лояльным по отношению к своему отцу.
— Будем надеяться, что он достаточно умен, чтобы увидеть смысл в нашем предложении.
— И не слишком горд, чтобы принять его. Будет ли Ионна чтить этот союз?
— Она будет соблюдать условия всех соглашений, которые я заключу здесь. Я до сих пор говорила только правду. Либо мы объединяемся с династией Бекезаров, либо ни с кем. И мы недостаточно сильны, чтобы противостоять объединенному востоку.
— Наши враги обессиливают друг друга, — напомнила ей Флорес.
— Объединенный восток был бы для нас большой опасностью, особенно потому, что никакие союзы не связывают нас с властителями. Мы… — начала было Висиния, но смолкла на полуслове, так как в это мгновение обе женщины добрались до плоского бруствера здания и бросили взгляд на залитые, солнцем поля перед воротами города.
Там, где еще вчера утром трудились крестьяне, собралось большое войско. Темные фигуры закрывали собою все поля, а сотни выставленных палаток вообще уходили за горизонт, и над каждой такой палаткой на теплом, мягком ветерке, который дул с запада, реял дракон дома Сциласа.
Влахаки молча рассматривали ополчение, окружавшее город с трех сторон и казавшееся, несмотря на оживленную деятельность внутри рядов, сгорбленным диким зверем, приготовившимся к прыжку.
На востоке между линиями лежала раненая лошадь, ноги которой еще медленно подергивались. Рядом с ней в пыли неподвижно лежал подстреленный всадник и валялось знамя с грифом Бекезара.
Висиния указала на убитого посланника.
— Сцилас не хочет вести переговоры.
Флорес молча кивнула, как вдруг зазвучали трубы и армия слаженно двинулась в сторону города. Воины ударили копьями по щитам, и тысячи глоток издали громкий воинственный крик.
«Начинается. — Слова Флорес вновь пронеслись в голове Висинии, когда она увидела, как армия пошла в наступление на город. — Как же их много! Да помогут нам духи!»
11
Глаза Керра никак не могли привыкнуть к темноте ночного леса, и поэтому ему приходилось больше полагаться на другие чувства. «Как же человек справляется с этим?» — удивленно спросил себя тролль, ведь Пард и Друан в своих рассказах постоянно утверждали, что органы чувств людей слабы и почти не развиты, совсем не так, как у троллей. Пард не раз говорил, что в темноте люди даже двумя руками не могут нащупать свой зад. Керр невольно усмехнулся. Однако вопреки всем россказням Стен хорошо справлялся один, даже если большие деревья почти полностью поглощали скудный свет ночного неба.
Снова и снова Керр поглядывал на кроны деревьев, которые на фоне темного неба были похожи на тени. Несколько продолговатых облаков собралось перед луной, отчего образовалось черное пятно с каемчатым серебристым краем. И хотя ветерка почти не было, а между деревьев еще стояла жара от дня, верхние листья крон трепетали на ветру. Отовсюду слышались шорохи и движения, это было иначе, чем на родине Керра. К тому же биение сердца земли здесь было очень слабым, как далекий тихий шорох — он скорее ощущался животом, чем слухом.
Несмотря на тепло, Керра уже в который раз пробрал озноб от этого непривычного окружения. Все же было не так холодно, как предупреждал Пард. В глубинах земли царило вечное тепло, но, вероятно, здесь, на поверхности бывало и очень холодно.
Втянув голову в плечи, Керр пошел дальше, внимательно следя за окружением. Он вздрагивал от каждого крика лесного зверя и резко оборачивался на каждое движение, замеченное краем глаза. Однако его беспокоил не только непривычный мир на поверхности земли. Время от времени он слышал позади себя тихие разговоры троллей, там рычание, тут резкие споры. В воздухе чувствовалась ярость, ярость и страх. Необычность окружающего леса тяготила всех, не самым лучшим образом сказываясь на настроении маленького отряда троллей и способствуя лишь опасной раздраженности.
