– Да. С воскресенья. На десять дней.
– Он куда-то поехал?
– Он поехал в Техас. В какой-то маленький городок рядом с Остином. Он там родился. Подождите секунду, сейчас уточню. Я достал его личное дело, прежде чем звонить вам. – В трубке послышался приглушенный шелест, и Зеллман продолжил: – Мэрисвилл. Городок называется Мэрисвилл. Скорее придорожный поселок, если судить по рассказам Клода. У меня есть точный адрес, потому что раз в две недели я отсылаю туда часть его зарплаты. Его маме. Она уже старенькая и больная. У нее эмфизема. Клод поехал уговаривать ее переселиться в пансионат, где за ней будет уход, но он не слишком надеялся на успех. Он говорит, его мама упрямая, как сто козлищ. По правде сказать, я не знаю, где он возьмет деньги на пансионат. У него не такая большая зарплата. Вообще-то правительство должно заботиться о стариках и помогать простым, честным парням вроде Клода. Но хрена с два оно будет заботиться и помогать.
И это говорит человек, который наверняка голосовал за Дональда Трампа, подумал Ральф.
– Что ж, большое спасибо, мистер Зеллман.
– Можно спросить, для чего он вам понадобился?
– Нужно задать ему несколько дополнительных вопросов, – сказал Ральф. – Ничего особенного.
– Расставить все точки над «i»?
– Совершенно верно. Вы сказали, у вас есть адрес.
– Ну да. Я же шлю туда деньги. Есть ручка?
Ральф открыл приложение «Заметки» на своем верном айпаде.
– Диктуйте.
– Почтовый ящик триста девяносто семь, Рурал-Стар-рут, дом два, Мэрисвилл, штат Техас.
– А как зовут его маму?
Зеллман весело рассмеялся:
– Люба. Красивое имя, да? Люба Энн Болтон.
Ральф поблагодарил его еще раз и завершил разговор.
– Ну что? – спросила Дженни.
– Подожди, – сказал Ральф. – Не видишь? Я думаю.
– Все, умолкаю. Только спрошу: сделать тебе чай со льдом, пока будешь думать?
Она улыбалась. Ральф подумал: как хорошо, что она улыбается. Это был шаг в правильном направлении.
– Да, конечно.
Он открыл карты в айпаде (как он раньше вообще без него обходился?) и выяснил, что Мэрисвилл располагался примерно в семидесяти милях к западу от Остина. Просто точка на карте. Единственная достопримечательность на всю округу – нечто под названием Мэрисвиллский провал.
Потягивая чай со льдом, Ральф обдумывал свои следующие шаги. Затем позвонил Горацию Кинни из техасского дорожного патруля. Теперь Кинни стал капитаном и в основном сидит в офисе, но Ральф не раз с ним работал на межштатных расследованиях, когда тот был еще простым патрульным и наезжал девяносто тысяч миль в год по дорогам северного и западного Техаса.
– Гораций, – сказал он после взаимного обмена любезностями, – сделай мне одолжение.
– Маленькое или большое?
– Среднее. Но дело будет деликатное.
Кинни расхохотался:
– Если нужна деликатность, звони в Коннектикут или Нью-Йорк. У нас тут Техас, все по-простому. Так что тебе нужно?
Ральф объяснил. Кинни ответил, что у него есть подходящий парнишка и он сейчас должен быть в том районе.
10
Около трех часов дня Сэнди Макгилл, диспетчер полицейского управления Флинт-Сити, удивленно уставилась на детектива Джека Хоскинса, который встал у ее стола к ней спиной.
– Джек? Тебе что-то нужно?
– Посмотри, что у меня на шее.
Сэнди озадаченно нахмурилась, но поднялась и посмотрела.
– Повернись к свету. Ой, кажется, ты обгорел на солнце. Причем сильно. Зайди в аптеку, купи мазь с алоэ.
– Думаешь, поможет?
– Со временем это пройдет само, но мазь снимет жжение.
– Но это точно солнечный ожог?
Она снова нахмурилась:
– Ну да. Только он сильный, даже есть волдыри. Это ты на рыбалке так обгорел? А почему ты не мажешься солнцезащитным кремом? Хочешь заработать рак кожи?
От этих слов Сэнди жжение на шее сделалось еще сильнее.
– Наверное, просто забыл намазаться.
– А руки тоже обгорели?
– Не сильно. – На самом деле руки не обгорели вообще. Только шея. В том месте, где кто-то к ней прикоснулся в тот вечер у заброшенного амбара. Прикоснулся легонько, кончиками пальцев. – Спасибо, Сэнди.
– Блондины и рыжие легко обгорают. Если не станет лучше, надо сходить к врачу.
Он ушел, ничего не сказав. Он думал о ночном госте из сна. О ночном госте, который скрывался за душевой шторкой.
Я тебе его дал, но могу и забрать. Хочешь, чтобы я его забрал?
Джек подумал: Он пройдет сам. Как любой солнечный ожог.
Может быть. А может, и нет. Сегодня жжение стало сильнее. Каждое прикосновение отдавалось настоящей болью, и Джек постоянно вспоминал незаживавшие язвы на маминой коже. Поначалу рак распространялся медленно, а потом вдруг взял верх, и процесс уже было не остановить. Под конец он разъел ей гортань и голосовые связки, и мама уже не кричала, а только стонала, но одиннадцатилетний Джек Хоскинс, стоявший под дверью родительской спальни, все равно слышал, как мать умоляла отца избавить ее от страданий. Собаку ты бы пожалел, хрипела она. Почему не жалеешь меня?
– Просто солнечный ожог, – произнес он вслух, садясь в машину. – Обычный гребаный солнечный ожог.
Ему срочно надо было выпить.
11
Ровно в пять часов вечера машина техасского дорожного патруля подъехала к дому номер 2 по Рурал-Стар-рут и свернула на дорожку у почтового ящика 397. Люба Болтон сидела на крыльце с сигаретой в руке. Рядом с ее креслом-качалкой стояла тележка с кислородным баллоном.
– Клод! – хрипло крикнула Люба. – У нас гости! Дорожный патруль! Иди сюда! Узнай, что ему нужно!
Клод был на заднем дворе: снимал с веревок белье и аккуратно складывал в плетеную корзину. Мамина стиральная машина работала нормально, но сушилка приказала долго жить перед самым приездом Клода, а маме было тяжеловато развешивать постиранное белье – она сразу же задыхалась. Клод собирался купить ей новую сушилку, но все откладывал. А теперь к ним пожаловала полиция, если мама не ошибалась. И, наверное, не ошибалась. У нее было много проблем со здоровьем, но на зрение она не жаловалась никогда.
Клод обошел дом и увидел высокого полицейского, выходившего из черно-белого патрульного джипа. На дверце машины красовалась золотая эмблема полиции Техаса, и Клод внутренне напрягся. Он уже очень давно не совершал ничего такого, за что его можно было бы арестовать, но напряжение так и осталось на уровне рефлекса. Он запустил руку в карман и прикоснулся к своему медальону шестилетнего членства в группе анонимных наркоманов, как часто делал в минуты стресса, сам того не осознавая.
