– О, наконец-то! – хлопнув в ладоши, воскликнула Сонечка.
Эфраим объявился, не прошло и пяти минут. Уже сменил платье на какой-то длинный пиджак – лапсердак, и вышел на улицу не один, а в сопровождении юркого востроглазого типа в сером сюртуке, по замашкам похожего на портного.
– Я – Иосиф, староста, – подойдя ближе, востроглазый широко улыбнулся. – Эфраим рассказал… Идемте. Да-да, идемте. Мы сделаем для вас всё.
Поздним вечером, вернее, уже даже ночью, Денис и его верная спутница, укрывшись за кустами и рассохшимся плетнем, внимательно вслушивались в тишину… не такую уж и тихую. Свет полной луны, дрожащий и серебристо-синий, заливал безлюдную улицу, на углу которой маячила черная громада дормеза – дородной кареты, запряженной четверкой лошадей.
Лошади свесили головы и, похоже, дремали, помахивая хвостами во сне. А вот раздались шаги.
– Наверное, пора, – прошептала Софья. – Чего больше ждать?
Давыдов покусал губы:
– Может быть, его просто пристрелить?
– И тогда они изменят план! И спрячут своих людей… Нет, Денис, вы прекрасно знаете, что нужно делать. Знаю и я… Ладно… Пошла!
– Постойте… – в порыве нахлынувших чувств Дэн схватил девушку за руку и, прижав к себе, крепко поцеловал в губы.
Сонечка не отпрянула, наоборот, поддалась с такой неожиданной страстью, что… было бы другое время…
Действительно, на всякие глупости времени сейчас не было абсолютно.
– Ну… с Богом! Не забыли условный стук?
– Помню…
Зашуршали кусты. Одетая в костюм дамы полусвета Софья подошла к карете и, расстегнув дорожное пальто, постучала… Особым образом – тук-тук… тук-тук… тук…
– Qui est là? (Кто там?) – глухо осведомились из дормеза.
– Je suis de monsieur Nicolas! (Я от месье Николя.)
Скрипнув, распахнулась дверца:
– Входите. Entrez!
Глава 3
Выл верховой ветер, раскачивал верхушки деревьев – хмурых елей, высоченных сосен, унылых осин. Внизу же, на узкой лесной дороге, все казалось спокойным – густой подлесок еще не потерял всю свою листву. Сверху слышался скрип, вдоль дороги же лишь покачивались красно-бурые папоротники. Шевелились с неохотой, чуть-чуть, словно бы дразнили ветер.
Наверху что-то треснуло. Отломившаяся ветка упала прямо перед каурой лошадкой, запряженной в простую крестьянскую телегу.
– Ничего! – обернулся сидевший за кучера Эфраим – стриженный под горшок, в лаптях, армячке и косоворотке, он уже ничем не напоминал трактирного музыканта. – Скоро уже приедем.
– Скорей бы.
Давыдов с тревогой посмотрел в небо. Солнце село, и в серо-голубом, на глазах темнеющем небе играли оранжево-золотистые сполохи заката. В сгущающих сумерках дорога становилась плохо различимой, кажется, ее уже не видел и сам Эфраим: бросив поводья, мальчишка доверился чутью своей каурки.
– Зябко? – сняв дорожный плащ, Денис заботливо накинул его на плечи Софьи. С опущенными плечами, девушка сидела на самом краю телеги, уныло свесив ноги. Осунувшееся лицо ее казалось бледным, как полотно, руки дрожали.
За всю дорогу – а ехали они уже полдня – Сонечка не проронила ни слова. Молчала и до того…
* * *
В дормезе любвеобильного маркиза она провела не так уж и долго, может быть, с час. Приготовившийся к долгому ожиданию полковник вздрогнул от скрипа распахнувшейся дверцы.
– Bonne nuit, cher, Louis-Jean! Il était bien. Merci pour le vin et… peut-être, avant la reunion, – послышался в ночи тихий голос Сонечки.
– Доброй ночи, дорогой Луи-Жан! Было неплохо. Спасибо за вино и… может быть, до встречи, – Давыдов не переводил, просто воспринимал чужую речь как родную. Как и все русские дворяне в общем-то.
Прощается… Что же, ничего не вышло? Все зря?
Хлопнула дверца. Донесся глуховатый мужской смех… потом – смех девушки… цоканье каблуков… шуршание опавших листьев и шум внезапно начавшегося дождя.
– Как прошло? – выскочил из-за деревьев Денис, сжимая в руке вытащенную из дорожной трости шпагу. – Он… он…
– Он спит, – Сонечка устало улыбнулась. – Он спит, если вы о маркизе. Снотворное подействовало почти сразу.
– А…
– Я нашла письмо. Не очень-то он его и прятал, – девушка зябко поежилась, опираясь на руку гусара. – Правда, перед этим пришлось… А потом я просто попросила перо и бумагу – написать адрес. Свой. Там, в дормезе – бюро. Там и письма… Я нашла главное. Правда, написал его не маркиз.
– Не маркиз? Но то ли это…
– Автор – Жозеф Бонапарт.
– То! Вы успели снять копию?
– Я запомнила. Слово в слово… Слушайте…
Кутаясь от ветра в плащ, Софья быстро заговорила по-французски… словно и впрямь – читала с листа.
Письмо оказалось ценным, очень ценным! В целях информирования императора, в нем перечислялись все «друзья Франции» в Петербурге и других крупных российских городах, «les fidèles nous gens sur qui on peut toujours compter» («верные и преданные нам люди, на которых всегда можно положиться»). Кроме того, Жозеф советовал своему царственному брату немедленно составить и распространить прокламацию о скором освобождении всех русских крестьян от крепостного рабства. Самое же, пожалуй, главное, касалось Москвы:
– Pense, Moscou n’est pas la peine de retenir cher mon frиre! Les russes ne demanderont du monde… – продолжала Сонечка уже в доме старосты Иосифа, цитируя Жозефа Бонапарта.
– Думаю, Москву вовсе не стоит удерживать, дорогой брат мой! Русские не запросят мира… На горе варварам, Москву надобно уничтожить без всякой жалости! Сжечь дотла. Взорвать Кремль, все его храмы, особенно эту гнусную многоглавую мечеть, называемую русскими храмом Василия Блаженного. После того, как вы покинете Москву, стоит поручить это дело верному нашему брату, «вольному каменщику» герцогу Тревизскому – славному маршалу Мортье, уже проявившему себя во многих щекотливых делах…
– Сволочи! – дослушав, выругался Денис. – Ишь ты, напридумывали… Сжечь!
– Вам нужно срочно уезжать, – Иосиф покусал тонкие губы. – Я дам вам телегу с лошадью. Эфраим довезет до верных людей… А там уж сами.
Поблагодарив нежданных помощников, партизанские разведчики полдня крутились с телегою по ближним лесам – объезжали посты и возможные облавы…
* * *
– Холодно? – Дэн попытался обнять Софью за плечи… та резко отстранилась, дернулась… но не произнесла ни слова. Она вообще всю дорогу молчала, сидела, как статуя с каменным отрешенным лицом.
Что очень не нравилось Дэну… вполне себе понимавшему состояние своей юной спутницы. Принести в жертву Родине девичью честь! Звучит, пожалуй, как-то нелепо… но, верно, так оно и случилось, иначе с чего бы Сонечке так уж переживать? Да уж… девятнадцатый век, самое начало… Денис покусал усы: это не девчонки из Академии, для которых… Впрочем, и там – не для всех. Слухи о раскрепощенных нравах современной российской молодежи в большинстве случаев сильно преувеличены.
