– Так, все так… – Давыдов спокойно кивнул, погладив лошадь по гриве. – Однако морду бить все же не следует. Граф все-таки. Да мало того – гость.
– Шпион он, – уверенно возразил корнет. – Вот как есть шпион! Везде свой нос сует, все ходит, что-то вынюхивает. А староста Викентий – ему помогает!
Вот тут Дэн не выдержал, расхохотался:
– О как! Помогает, говоришь? Так что же, выходит Викентий – тоже шпион?
– Вике-ентий? – протянув, Коленька презрительно хмыкнул. – Да разве ж могут мужики шпионами быть? Умов не хватит. Мужики – мужики и есть. Да и по-французски они говорить не умеют… Денис Васильевич! А мы куда?
Давыдов хотел ответить, что «на кудыкину гору», да лишь махнул рукой и пояснил, что, мол, скоро сам увидишь. И впрямь, невдалеке, у излучины, на залитом лунным светом холме таинственно темнела усадьба.
Добрались быстро, минут за пять. Денис спешился и, бросив поводья корнету, подошел к калитке. Въезжать через ворота, беспокоить почем зря хозяев, уже, верно, видевших десятый сон, как-то не очень хотелось. А вот калиточка, как ведал Дэн, иногда, было, что и вообще не закрывалась… Да там и слуги рядом, в избенке – всегда можно позвать…
Толкнув калитку, Давыдов негромко свистнул…
– Кто здесь? – спросил из-за ограды заспанный девичий голосок.
– Фекла! Ты? – обрадованно улыбнулся Денис.
– Я… ваш-бродие! – узнав гостей, служанка выбежала навстречу. – Ой, славно-то как! Вот и хорошо, что пожаловали. Барышня-то наше, ох-ох…
– Говорят, приболела? – снова встревожился Дэн.
Фекла замахала руками и засмеялась:
– Да не, не приболела. Затосковала только. Во флигеле заперлась, видеть никого не хочет… Может, Денис Васильевич, хоть вас…
– Затем и приехал, – пригладив бороду, полковник задумчиво глянул на Розонтова. – Мне бы вот корнета куда-нибудь деть. Где бы ему заночевать-то? В дом-то, пожалуй, поздно уже.
– А и зачем в дом? – захлопотала служанка. – Лошадей у конюшни привяжем, а в дом ненадобно. Тут у нас, рядышком, кухонька летняя. Коли молодой господин не побрезгует… Перины, правда, нет…
– Не побрезгует. – Денис властно подозвал своего полупьяного спутника: – Вот что, корнет…
Сонечка встретила возлюбленного без особого энтузиазма. В шелковом светло-зеленом халатике, накинутом поверх пеньюара, она лежала на софе поверх добротного английского пледа. Рядом, на столике, в бронзовом подсвечнике ярко горели свечи. Судя по ним, девушка то ли читала, то гадала, то ли раскладывала пасьянсы…
Нет, все же читала… Острый взгляд Дениса заметил выглядывающий из-под пледа корешок томика Руссо.
– Сначала Руссо, потом – Вольтер… А там и до Марата недалеко! – стараясь развеселить барышню, пошутил Дэн.
Шутку не восприняли. Темные, с изысканным оттенком рыжины, волосы Софьи падали на тонкую шею, словно бы неживые, уголки губ, таких пленительных и зовущих, нынче безвольно повисли, синие очи погасли, словно затянутые предгрозовой дымкой. Грусть… по всему видно – грусть. Или, лучше сказать английским словом – сплин. Занятие среди дворянской молодежи очень даже модное в те времена.
– О, душа моя… – опустившись на колено, гусар нежно поцеловал девушке ручку.
– Это, наверное, хорошо, что вы пришли, Денис, – гостя наконец соблаговолили заметить.
Следовало поскорей закрепить успех.
– Мы разве снова на «вы»? Чем же я провинился? Клянусь – исправлю ошибку немедленно! Вот прямо сейчас! – расхорохорился Дэн. – Вот даже… даже не знаю, что сделаю… право же, не знаю… что в голову придет… Оп-п-ля!
Хлопнув в ладоши, Давыдов сбросил армяк и прошелся по полу на руках… да так, стоя на руках же, и прислонился к стене…
– Так и буду стоять. Клянусь лысиной государя!
– Да вы… да ты… Что ты делаешь? Что творишь-то?
В те времена перед юными барышнями явно никто на руках не ходил, и Сонечка просто не знала сейчас, что же ей делать, как поступить? Продолжать грустить или… Да, впрочем, грусти уже не получалось… уже улыбнулась… фыркнула…
– Ну, хватит же!
– Чаем угостишь? Или кофе.
– Чаем? Отчего же… отчего же нет-то? Я сейчас… сейчас же позову Феклу. Да переворачивайся уже! Ой…
Ловко встав на ноги, Давыдов подбежал к Софье, вновь опустился на колено и, взяв в руку ее узенькую ладошку, принялся читать стихи. Естественно – любовные. С явным намеком на секс! Свои или нет, Дэн не помнил, однако же намек был понят и принят…
– Экие скабрезности… – томно хлопнув ресницами, барышня провела пальцем по губам Дениса.
– Так они и есть! – широко улыбнулся молодой человек. – Просто подумал – если я тебе это не прочту… то никто не прочтет. И сама ты – тем более. А это ведь тоже часть культуры…
– Чего-чего часть? – девушка уже откровенно смеялась.
– Хочешь, анекдоты расскажу? Про поручика Ржевского? Танцует поручик с Наташей Ростовой на балу…
– Это с какой Наташей? Не с той ли, что…
– Не с той. Это другая Наташа. Московская.
– А-а-а…
Денис уже не рассказывал. Уселся рядом с возлюбленной на софу, и, прижав Сонечку к себе, властно поцеловал в губы. Крепкая рука его скользнула под халатик, в вырез пеньюара, решительно и неотвратимо добравшись до упругой девичьей груди…
Утром Сонечка была вполне себе весела. Излечилась!
– Ну, вот! – погладив голую подружку по спинке, расхохотался Дэн. – А ты говоришь – сплин, сплин. Это у англичан сплин, потому что у них доброго секса нет.
– Чего-чего нет?
– Секса! Я тебе про него как-нибудь в следующий раз расскажу. Впрочем, ты уже и так в этом спец!
– Да боже ж ты мой, Денис! – взъерепенилась барышня. – А ну, прекрати выражаться непонятными словами. Сидит тут… словно какой-нибудь бурундук, надувает щеки… Как этот ваш… граф.
– Сен-Клер? Он тоже тебе не нравится?
– Не нравится! – Сонечка решительно сверкнула глазами. – Вот совсем-совсем. Весь такой из себя… Ну, сразу же видно, что сволочь.
– Какие ты у меня слова знаешь! А прикидывалась-то… Хочешь – поцелую тебя в пупок? Вот прямо сейчас!
– Да не хочу я никаких пупков!
– А я хочу… Ага! Попалась!
Феклу для чая так и не дозвались. Денис уж сам оделся, спустился к летней кухне, заглянул… Опаньки!
Рыжая крепенькая служаночка, абсолютно нагая, сладко спала в обнимку с таким же голым корнетом Коленькой Розонтовым! Даже стыд свой ничем не прикрыли… притащили откуда-то соломы, постелили на полу, накрыли сверху попоной, печечку развели – тепло! Жарко даже. Чего им накрываться-то?
– А ну, корнет, подъем! – едва сдерживая смех, гаркнул полковник. – Вставай, мой друг! Нас ждут великие дела. Труба зовет!
