Опытный партизан и воин, Давыдов ловко обошел все подозрительные места и, выйдя на узкую лесную дорогу, быстро зашагал… черт знает куда! Да куда угодно, лишь бы прочь от предательского хутора.
Где-то в отдалении послышался вдруг протяжный волчий вой. Беглец напрягся – радостная встреча с волками в его планы никак не входила. Лучше всего, наверное, было бы пересидеть где-нибудь до рассвета, а уж потом, посветлу, идти…
Однако вполне возможной казалась погоня. Вряд ли ночью… хотя – по дороге-то вполне могли. Значит, нужно поглядывать и, если что, нырять с головою в заснеженные кусты.
Раздумывая обо всем, Денис и не заметил, как прошагал версты четыре, а то и больше. Шел себе и шел, пока слева, за поверткою, вдруг не послышался истошный собачий лай!
Следом за лаем прозвучал выстрел! Судя по звуку, палили из французского ружья… почти прицельно – пуля едва не сбила на беглеце шапку.
– Кого еще тут черти носят? – строго осведомились из ближайших кустов. – Небось шаромыжник? Хранцуз?
– Да нет. Свой, русский.
– Поглядим, какой ты свой. А ну-кось, перекрестись!
Сняв шапку, Давыдов послушно перекрестился и даже начал читать «Отче наш», да был остановлен все тем же непререкаемым тоном:
– Хватит… Видать, и впрямь, свой. Кто будешь?
– Полковник Давыдов, Денис Васильевич, – завидев выглянувшего из заснеженных кустов дедка с трофейным французским ружьишком, беглец решил не стесняться. – Партизанский командир и поэт. Хочешь – стихи почитаю?
– Ой… господине… не надо стихов… – старик потряс куцей бороденкой, нерешительно поморгал. – Говоришь, полковник?
– Еду с докладом к самому Кутузову, – надев шапку, ухмыльнулся Денис. – Вернее сказать, ехал. Нарвался тут на предателей…
– Ага, есть тут такие, слыхал, – с готовностью закивал дед. – А я – Никодим Глотов сын Акундеев. Мельник местный. Не в крепости, сам себе голова!
Выбравшись наконец на дорогу, старик с гордостью потряс головою. И впрямь ему было чем гордиться: выбраться из крепостной неволи, завести мельницу… Не каждому дано!
– Сынки мои в ополчении, – отряхивая армяк от налипшего снега, похвалился Никодим. – А тут, со мною, работники… Эй, парни, покажись!
Оглянувшись назад, он махнул рукою, и из-за деревьев на дорожку тотчас же выбралось четверо здоровущих парней, с палашами и ружьями!
Старик довольно потянулся:
– И это еще не все мое воинство. Тут Анисимово недалеко, большое село, сейчас туда и подадимся… Коли ты, барин, к самому Кутузову, говоришь… – тут Никодим хитровато скривился и, как ему казалось – незаметно, подмигнул парням. – Так мы тебя в Вильно проводим. Довезем, да и одежку справную дадим. А то ж… пред светлейшим-то в такой одежонке негоже…
– За мной погоня может быть, – прислушиваясь, предупредил Давыдов.
– Это которые предатели-то? – Никодим, а следом за ним и парни, рассмеялись. – Не, они сюда не сунутся. Говорю же – большое село. Ополченцев много.
Анисимово и впрямь оказалось большим – в двадцать изб – и довольно древним, еще когда-то давным-давно переселились в эти места полоцкие крестьяне, так с тех пор и жили – когда под Литвой да Польшей, когда – под Полоцком, а с недавних пор – под Россиею.
Старый мельник не обманул, снабдил одежкою, и даже, испив с Давыдовым чарку, подарил полковнику знатную черкесскую саблю. Так что теперь Денис Васильевич выглядел хоть куда: черный, в талию, чекмень, красные шаровары, сабля!
Особенно Дэну понравились шаровары.
– И в офигительных штанах, – вполголоса напевал он, разлегшись на телеге.
К вечеру, еще не начинало темнеть, показалась большая река – Вилия, – а за нею и город. Белели на высоком холме три каменных креста, поставленных на месте мученической гибели христианских монахов во времена языческой еще тогда Литвы, неподалеку, на Замковой горе горделиво возвышалась башня Гедимина, истинный символ Вильно.
В сам город въехали через белокаменные, с рисунками, ворота, называемые по-литовски Аушрос Варта или Острая Брама – так именовалась венчавшая ворота часовня, хранящая образ Богоматери.
Хоть часовня считалась католической, однако же Богоматерь почитали все. Остановившись у самых ворот, дед Никодим слез с телеги и, молча сняв шапку, перекрестился. То же самое сделали и двое его слуг… и Давыдов.
Древняя, мощенная гулким булыжником улица вела от ворот в самую глубь Вильны, проходя мимо барочных католических костелов и минуя пару православных храмов. Где именно расположился светлейший, Денис узнал сразу, просто остановив первый же попавшийся уланский разъезд.
– А во-он туда, за каретами, поезжай. Не ошибешься.
– Спасибо, братцы!
Ставка главнокомандующего располагалась в белокаменном особняке, выстроенном не так давно в стиле позднего классицизма. Весь двор был полон карет и самых изящных колясок, всюду бегали адъютанты, статские, какие-то прилизанные хлыщи в новеньких, с иголочки, мундирах.
При виде всего этого дед Никодим и его парни как-то стушевались, Давыдов же, прощаясь, по-свойски похлопал мельника по плечу:
– Благодарю, братцы! А уж за шаровары и саблю – обязательно отдарюсь!
– Да что ты, ваш-бродь… – тут старик, видать, наконец-то окончательно признал в этом коренастом, уверенном в себе бородаче лихого гусарского полковника. – Мы ж это… из уважения, да.
– И все равно – благодарствуйте! Да, вот еще… там где-то в вашей округе ординарец мой, раненый… Так вы ему пособите. И – милости прошу ко мне, в Троки… Милости прошу!
Поднимаясь по мраморной лестнице, Денис невольно скосил глаза в зеркала, коими была увешана вся приемная зала. Отражение свое бравого гусара, увы, не порадовало, не шибко-то он смотрелся на фоне блестящих штабных офицеров, всяких там эполет, орденов, золотого шитья. Даже красные шаровары не спасали!
– Кто таков? Куда?
– Полковник Давыдов! По велению светлейшего. Срочно!
– П-полковник? – тонкие губы штабного хлыща изогнулись презрительно-змеистой ухмылкой.
– Что, не похож? – хмыкнул Денис. – Ну, давайте уже, капитан, доложите.
– Минуточку…
Весь в сомнениях, адъютант распахнул дверь:
– Выше сиятельство, тут к вам какой-то…
– Давыдов? Денис? Давай его сюда! Живо.
Фельдмаршал выглядел столь же блистательно и важно, как и все вокруг. При всех наградах, с георгиевской лентой через плечо.
– Ах, Денис, Денис, дай обнять тебя! Рад, рад… Быстро явился – уважил старика.
– Да уж, Михаил Илларионович, уважил…
– А у меня, голубчик, дело к тебе… – прогнав адъютанта, главнокомандующий понизил голос и подвел гостя к распростертой на столе карте. – Как раз для такого хвата, как ты, и дело. Видишь ли, пока еще союзники Бонапарта австрийцы сейчас занимают Гродну. И нам бы град сей надобно занять. Только эдак изящно, без лишней крови… Не надо австрийцев злить, думаю, совсем скоро они опять нашими союзниками станут. Там, Денис, граф Ожаровский наступает на Лиду… Но, ты же знаешь, это ж такой дуболом… дров наломает обязательно. Нет уж! Столь деликатное дело я только тебе могу поручить. Так что ты это, постарайся-ка занять Гродно да очистить окрестности оного! Лучше – через дружелюбные переговоры, нежели посредством кровопролития.
