Давыдов задумался:
– Дева, угу… А кого там спросить-то?
– Так мадам Гурджину и спросите. Она все вам и расскажет.
– Она тоже проклятья боится?
– Боится, так, – скривившись, угрюмо покивал москательщик. – Мы все боимся, пан.
– А мы – не боимся! – выйдя на улицу, Денис Васильевич весело расхохотался и, отвязав коня от садовой ограды, взлетел в седло. – Я, корнет, знаю, о какой ты деве подумал… Что ж, ее и возьмем. Все равно больше некого, да и времени – в обрез. Сегодня после обеда в это «дом толерантности» и нагрянем, ага.
– Да, господин полковник! – радостно поддакнул Розонтов. – Все подобру – так как к вечеру и успеем, ага.
Увы, претворить план в действие сразу же после обеда не удалось. Полковника неожиданно вызвали в штаб-квартиру, к Милорадовичу, что-то там обсудить. Народу там уже было полным-полно. Блестящая толпа офицеров косилась на крестьянский армяк Дениса. Слава богу, что хоть бороду он все ж таки наконец сбрил, оставив только истинно гусарские усы.
Сверкали эполетами блестящие кавалергарды, краснели широченные лампасы улан, сияли орденские звезды. Среди всего этого великолепия в одночасье сыскались и знакомые…
– Ого, Денис Васильевич! Тебя ли вижу?
– Константин! Здорово, друг.
– Давыдов! Полковник!
– Ваня! И ты здесь? Вот так встреча, да. Не знаешь, с чего это командующий решил всех собрать?
– Не, никто покуда не знает… Да вот и он сам!
– Господа офицеры!..
Разом щелкнув каблуками, все вытянулись, приветствуя генерала. Михаил Андреевич, сияя звездами, подошел к лестнице и, оглядев всех собравшихся в зале, вытащил из распечатанного пакета какой-то рескрипт.
– Хочу вас известить о некоем радостном и долгожданном событии, господа. Главнокомандующий наш, фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов вот прямо так и сообщает… – задорно сверкнув глазами, Милорадович развернул рескрипт и прочел, взволнованно повышая голос ближе к концу фразы: – Война закончилась за полным истреблением неприятеля! Ура, господа!
– Ура! Ура! Ура-а-а-а!
Тут же нашлось и шампанское. Полетели в потолок пробки… Все радовались прямо до слез… Война окончилась… Война… Правда, Наполеон-то еще не разбит… Но из России – изгнан! Так что, ура, господа. Наполняйте бокалы!
* * *
«Дом толеранции» мадам Гурджины располагался на тихой и неприметной улочке, заросшей высокими тополями и липами. Деревья давно облетели, но все равно смотрелись красиво: тронутые серебристым инеем ветки их сплетались в изысканное кружево, сверкающее на солнце, словно шитье генеральского мундира.
Утро выдалось славным: спокойным и солнечным. Слегка подморозило, градусов, может, до минус двух, из труб высоких, четырех- и пятиэтажных доходных домов поднимались многочисленные дымки, тянулись к небу.
– Генерал Милорадович разрешил обывателям хворост собирать в лесах, – оглянувшись на кутавшуюся в цигейковую шубейку Настю, Розонтов погладил по холке каурого своего конька. – Хороший, хороший… Между прочим – безвозмездно. Ну, хворост-то.
– Так это и Бонапарт разрешал, – пленница хмыкнула и стрельнула глазами в сторону корнета.
От сего лукавого, с неким вызовом, взгляда корнет почему-то сконфузился и покраснел. Ну, точно – втюрился! Прямо по уши, ага… И это плохо. Девка-то – шпионка, каторжанка будущая… Если вообще не повесят. Ну, да тут как суд решит. Жалко, конечно, если повесят… лучше уж – в ссылку, в Сибирь.
С другой стороны – а чего уж сразу-то в Сибирь? Девчонка-то помогает… то есть не то чтобы очень, но и не ерепенится. Платье, вон, красивое надела с удовольствием, на балу танцевала опять же не из-под палки. Да и вот сейчас… Вчера еще сказала просто: помогу: куда надо, поеду, и что надобно – сделаю. Вот и молодец! Вот и славненько.
– Приехали, – Давыдов спешился, а следом за ним и все остальные – Вольдемар Северский, Розонтов, Настена.
Лошадей привязали невдалеке, у ограды небольшого парка или, скорее, садика. Тополя, акация, уютные скамеечки и аллейки. Даже фонтан – правда, сейчас, по зиме, недействующий.
– Извозчик сказал – этот дом, – потрепав по гриве коня, Денис Васильевич задумчиво кивнул на трехэтажный особнячок, выстроенный из красного кирпича в каком-то непонятном стиле: то ли классицизм, то ли барокко. Всякие вычурные красивости – наличествовали, также имелся и небольшой портик с колоннами и треугольной крышей. Туда и поднялись, постучали в закрытые наглухо двери.
К удивлению полковника, тяжелые створки тут же распахнулись, и возникший на пороге привратник – здоровенный негр в зеленой ливрее с серебристым шитьем – вполне гостеприимно поклонился и, глянув на девушку, осведомился: до кого пани пришла?
– До мадам Гурджины, – мягко улыбнулась Настена. – Мне сказали… сказали, что… Впрочем, я хотела бы обсудить это с ней.
– Добро, – кивнул привратник. – Все эти люди – с вами?
– Да-да, со мной.
– Я могу пустить только двух мужчин, – бесстрастная физиономия негра озарилась дежурной белозубой улыбкой. – Таковы наши правила, господа.
– Двух мужчин, вы сказали? – переспросив, Настя хмыкнула, большие жемчужно-серые глаза ее вдруг хитро сверкнули. – Так со мной и есть двое мужчин. Двое мужчин… и один – мальчик. Ну да, ну да, ему еще нет и четырнадцати… Правда, Коленька?
Юная шпионка ткнула корнета локтем. Тот резко дернулся, обиженно поджав губы… но все же сообразил, кивнул:
– Ага…
– Да-да, мальчик, – придя в себя от удивления – не каждый раз в Гродно встретишь чернокожего! – быстро заговорил Денис. – Вы ему разрешите… с нами. Боимся – потеряется еще тут один…
– Мальчик? Ну да, – сверкнув белейшими зубами, привратник махнул рукой. – Пожалуйста, панове, и вы, мадемуазель, проходите… Пока подождите здесь, в вестибюле. Я сообщу мадам.
Вестибюль оказался каким-то мрачным, полутемным – свет проникал лишь через небольшое круглое оконце под самым потолком. Отвалившаяся лепнина, потертый ковер, засиженные мухами портреты непонятных господ – по всему видно было, что сие заведение нынче испытывало не самые лучшие времена. Впрочем, война ведь! Вот только что… буквально вчера, закончившаяся.
На второй этаж вела мраморная лестница с перилами… По ней почти сразу же и спустился привратник:
– Прошу, панове, за мной. Вас ждут.
Наверное, это можно было бы назвать кабинетом или приемной. Достаточно просторное помещение с высоким потолком и узкими окнами выглядело куда как лучше вестибюля. Прямо напротив дверей, на стене, обитой светло-зеленым велюром, висел большой портрет императора Александра Павловича – при всех регалиях, в мундире и в генеральской шляпе с перьями и золоченой опушкой. Прямо под портретом располагался обитый кожей диван и небольшой, вытянутый в длину, стол, по обеим сторонам которого стояли гнутые венские стулья.
