На диване, в несколько вольной позе, сидела… нет, скорей, возлежала, невероятно красивая женщина лет тридцати. Стройненькая, с золотисто-смуглой кожей и точеными чертами лица, она напоминала креолку… или даже мулатку… хотя нет – квартеронку! Да, в жилах красавицы явно текла негритянская кровь… столь обворожительно смешавшаяся с кровью белых! Тоненький, чуть курносый, носик, ничуть не африканский, пухлые губки. Большие густо-карие глаза цвета крепко заваренного чая, пушистые ресницы, черные – ниточкой – брови, антрацитово-черные локоны, сдерживаемые лишь серебристым обручем на лбу, ниспадали на голые плечи. Ослепительно-белое, словно зубы привратника-негра, платье с кружевами и буфами еще больше оттеняло красоту смуглой кожи. Обширное декольте полностью открывало плечи и почти полностью – грудь, даже на вид упругую, с аппетитной ложбиночкой… еще чуть-чуть – и видны были бы сосочки… наверняка густо-коричневые… такие же, как и глаза.
Подумав так, Давыдов тут же закусил губу… Однако красавица глянула прямо на него! Глянула с неким бесстыдством и вызовом, одарив белозубой улыбкой… такой улыбкой, что у Дэна внезапно захолонуло сердце. Словно бы она, эта женщина, знала, о чем сейчас думал полковник и чего тайно желал.
– Bonjour, messieurs! Très heureuse de vous voir… et surtout mademoiselle. (Здравствуйте, господа! Очень рада вас видеть… и особенно – мадемуазель.) – Голос красавицы звучал так чарующе-нежно, что Денис невольно сглотнул слюну. Впрочем, не только он.
– Nous sommes aussi très heureux! (Мы тоже очень рады!) – так же, по-французски, отозвался Давыдов.
Все остальные молча поклонились.
– S’asseoir, садитесь… Снимайте ваши пальто… вон вешалка…
Гости быстро уселись за стол, и обворожительная содержательница «дома толеранции» тут же перешла к делу, все так же, с улыбкою, спросив, знают ли господа и мадемуазель, чем здесь занимаются девушки?
То, что мадам Гурджина говорила только по-французски, не вызывало никакого удивления: в те времена это был язык международного общения, на нем говорил, писал и думал всякий уважающий себя дворянин.
– О, мадам, – по-французски промолвил Денис. – Мы знаем всё. И не только о девушках. Собственно, не за тем и пришли. Прошу извинить, но вам передает низкий поклон некий пан Големба.
– Пан Големба? – разочарованно махнув рукой, мадам неожиданно рассмеялась. – Так вон оно что! Так вы не… Так вы за сокровищами явились! То-то я и смотрю…
– Si vous le savez? Et vous pouvez voir? – волнуясь, вступил в разговор Вольдемар Северский. – Так вы знаете? И можете показать?
– Ну, конечно, могу, – красавица томно повела плечом. – Пан Големба не обманул вас… и я не стану. Если вы смелые люди…
– Nous sommes les braves! Мы смелые! – немедленно подал голос корнет.
Мадам Гурджина снова расхохоталась:
– Какой славный мальчуган!
Розонтов покраснел и потупил взгляд.
– Однако это очень опасно! – Выражение лица красавицы вдруг стало совершенно серьезным, карие глаза сверкнули, ресницы дернулись. – Опасно для вас, господа. Для тех, кто возьмет клад. Знаете, на все спрятанные сокровища наложено тайное заклятье иезуитов!
– А мы думали – масонов! – ахнул корнет.
– Non, non. Des jйsuites! Проклятье падет на вас… если вы не выполните кое-какие обряды… увы, невыполнимые для нас с паном Голембой… Да, и половину сокровищ вы отдадите нам! Если, конечно, сумеете их достать. Предупреждаю, уже многие пытались… увы!
– Половину? – Северский неприятно улыбнулся. – Однако…
Гурджина пожала плечами:
– Но половина – и вам. Это очень много! Хватит на всех, господа… и мадемуазель, конечно.
– Давайте-ка к делу, – хмыкнув, потер руки Денис. – Итак, уважаемая мадам Гурджина… Где сокровище и что мы должны сделать?
– Сокровище зарыто на берегу Немана, я вам покажу… Но сначала вы должны выпить снадобье… – Густо-карие омуты-глаза словно бы затягивали в себя Дениса неотвратимо и властно. – Да-да, вы все… Оно с заклятьем… и – на крови младенцев. Этот грех придется долго отмаливать. Можете вообще не отмолить.
– Ладно! – решительно перебил Вольдемар. – Давайте вашу кровь. Не знаю, как все остальные, а я лично – выпью. Вот прямо сейчас.
– Поистине, слова решительного и храброго мужа! – красавица одобрительно улыбнулась и потянула витой шнурочек звонка.
– И я! Я тоже выпью! – вскочил со стула корнет. – Давайте, мадам Гурджина. Наливайте.
Явившийся по звонку слуга – все тот же негр – принес бокалы, бутылку бордо… и самую настоящую древнегреческую амфору! Небольшую такую фигурную вазу.
– Вам, господа, – снадобье, а мне и мадемуазель – вино, – содержательница публичного дома кивнула слуге… и вдруг быстро посмотрела на Дениса: – Вы, похоже, во всей компании старший. Можете не пить сразу… Если вдруг сомневаетесь…
Дэн уже совсем потерял голову от этих глаз! От голых атласной смуглости плечиков, от грациозных рук, от ложбиночки на груди…
– Да выпью, чего уж!
И впрямь, чего опасаться-то? Это ведь не Гурджина к ним пришла, они – к ней. Могли бы и не отыскать.
И все же…
– Коленька, не пейте… – повернувшись к корнету, шепотом приказал Денис.
Уж, конечно, приказ сей Розонтову не понравился… но деваться-то ему было некуда – следовало исполнять.
– Ну, а те, кто не пьет снадобья, выпьет со мною вина! – Гурджина подняла полный бокал…
Все чокнулись – кто вином, кто снадобьем… оказавшимся вовсе не таким уж и гнусным, а, скорей, приятным, по вкусу сильно напоминая сбитень.
– Теперь те, кто выпил, пойдут со мной, – поставив бокал, тихо промолвила красавица. – Узнают заклятье и место… Это недолго. Мадемуазель и этот славный юноша путь пока подождут здесь.
– Подождите, – поднимаясь, Давыдов махнул рукой, все острее чувствуя охватившее его душу сомнение.
Когда за содержательницей притона и охотниками за сокровищами закрылась дверь, Настя зябко поежилась.
– Ах, милый Коленька, – тихо сказала она, вставая со стула. – Мне почему-то страшно. Нет, право же, страшно! Снадобье это… заклятье… Сколько нам еще ждать? А знаете что? Давайте выпьем вина!
С этими словами девушка уселась на край дивана и призывно махнула рукой:
– Налейте бокалы, Николай… И садитесь с мной, рядом… Вот так, да… Обнимите меня… мне отчего-то зябко…
Теряющий голову корнет тотчас же обнял юную деву за плечи. Надо сказать, ее бальное платье тоже было достаточно фривольным, ничуть не менее обнажающим, чем наряд здешней мадам. Ах, как обжигали эти голые плечи! Как тянули… затягивали…
– Знаете, дорогой Николай, когда люди переходят на «ты»? – шепотом спросила Настя. – Те, кто хочет стать друг другу… немножно ближе, пьют на брудершафт… это по-немецки… я покажу как. А потом – целуются… Показать?
