Настя дернула шеей:
– Не в этом дело. Нам-то зачем ее спасать – вот что! А-ах… понимаю… Я ж теперь у вас. А что д’Эрувилю до меня?
– Так-так и ничего? – Давыдов прищурился. – Не верю! Все же попытайтесь, уговорите его… Ведь, право же, вот этот побег… где одна, там и другая – ведь это же несложно! А уж с моей стороны… нам с вами сейчас нечего делить, и я даю слово…
– Слово? – пленница вдруг расхохоталась, повысила голос с презрением и некоторой обидою. – Слово, барин, – это для вас, для бар. Для нас, крестьян, нет у вас никакого слова и никакой чести. Мы для вас – нелюди, быдло, скот. Позабавиться помещичьим барчукам с маленькой девочкой? Почему бы и нет? А потом избить… просто так, забавы ради… Ведь не человек же! Имущество. Я помню, как в тринадцать годков рожала в кустах мертвого ребенка… Я много чего помню, барин. И не собираюсь ничего прощать!
– А прощать тебя никто и не просит, – жестко отозвался Денис. – Просто помоги. Ведь и делать-то ничего не надо! Напишешь записку д’Эрувилю, я передам… Кстати, та, которой ты поможешь – тоже не человек. Да-да, она тоже имущество, быдло… по крайней мере, таковою была… И мстила. Страшно мстила. Думаешь, в чем ее обвиняют? Тебе рассказать? Ну, послушай, изволь…
Разошедшийся не на шутку Давыдов выложил пленнице все, что знал, что помнил, из тех многочисленных прегрешений, в коих обвиняли Софью. Настя слушала молча, без всякой усмешки. Поверила? Да бог ее ведает.
– Этой вашей девушке… ей опасно возвращаться в Россию! Вдруг да опознает кто? Снова дознание, а потом – казнь!
– Она сменит имя, уедет. Даже выйдет замуж за подставное лицо.
– Даже так!
– Да, так…
– Однако…
Договорились. Труп предателя прикопали здесь же, за сараем, вдали от чужих глаз. Настя написала письмо д’Эрувилю, осталось лишь только передать. Ох, как не хотелось юной шпионке давать адрес, и Дэн ее хорошо понимал. А потому предложил следующее:
– Я так понимаю, времени у нас почти не осталось. Так что не надо никакого письма! Поедем к д’Эрувилю вдвоем, там и объяснимся.
– Вдвоем?!
– Да. Я и ты. На этой вот бричке. Как спина?
– Ничего… – девушка скривилась. – Терпеть можно, ага.
– Тогда живо на козлы… И не вздумай бежать. Все равно ведь поймаю, веришь?
– Верю, господин гусар. С вас станется. Такой уж вы хват.
* * *
Поехали по набережной Сены, хитрый Давыдов посоветовал девушке переодеться, дабы не привлекать лишних взглядов своим рваньем. На левом берегу Сены – Рив Гош – было много лавок готового платья, пользовавшихся большой популярностью у бедных и средних слоев населения. В одну из таких лавок – невдалеке от эспланады Инвалидов – и заглянул Денис. Оставив Настю в примерочной, выглянул на улицу, подозвал гавроша, протянул денежку:
– Тут недалеко казаки, да ты знаешь. Найдешь красную палатку… там, на углу. Спросишь Василия Уреева, урядника.
– Ва-си-лий, – сверкнув глазами, по слогам повторил гаврош. – Базиль. Козак… Ур-ъядник.
– Скажешь – пускай берет парочку человек и живо к этой лавке. Пусть на улице стоят, ждут знака. Все понял?
– Уи, месье!
– Молодец! Приведешь казаков – получишь еще столько же.
Настя приоделась скромненько, но со вкусом. Зеленое, с рукавами, платье не обнажало плечиков, зато имело треугольный вырез на груди, вырез весьма эротичный, глубиною… ну, почти что до самого пупка! Тонкая полупрозрачная ткань подчеркивала грудь, так что гусар невольно облизнулся… лифчиков Настя не носила. Да никто не носил, лишь некоторые… нечто вроде повязок.
Пока мерили, пока Давыдов расплачивался, подоспели и трое кубанцев во главе с урядником. Встали, как и было указано, на набережной, поглаживали лошадей, дожидались…
Забравшись в коляску, Денис швырнул обещанную монетку гаврошу и незаметно кивнул казакам. Поехали.
Миновав заставленную казацкими шатрами и палатками эспланаду, свернули к Эколь Милитер – военной школе, в коей учился когда-то сам узурпатор Наполеон Бонапарт. Справа величаво проплыл узорчато-золоченый купол Дома Инвалидов, именно там узурпатор вручал своим сторонником первые ордена Почетного легиона. Именно там он в конце концов и упокоится в гробнице из русского карельского порфира.
Проехав Марсово поле, свернули к Шато де Гренель и двинулись дальше, к Сене, к фешенебельным доходным домам, выстроенным явно не для бедных. Именно там, верно, и квартировал шевалье Анри д’Эрувиль – а что? Ежели гродненский клад Наполеона у него, так вполне мог себе позволить. Как и подкупить тюремщиков, к слову сказать.
– Здесь, – глянув на один из домов, негромко промолвила Настя. – Идите за мной.
Выбравшись из коляски, Давыдов обернулся и, мигнув казакам, зашагал следом за юной шпионкой.
– Имейте в виду, его может не быть дома.
– Ничего, подождем. Мы ведь сейчас никуда не торопимся.
– К кому, господа? – открывая дверь, вежливо осведомился консьерж… в коем Денис тут же опознал того самого мордатого возницу, что так глупо потерял Настю.
– Ой! – на широком лице возницы-консьержа возникла самая радостная улыбка. – Мадемуазель! А мы уж…
– Шевалье дома?
– Милости прошу. Проходите. Ох, как же он обрадуется!
На второй этаж вела мраморная, с шикарными перилами, лестница. Поднявшись по ней, визитеры очутись на площадке перед закрытой дверью… которая тут же отворилась. На пороге, с пистолетом в руках, возник шевалье д’Эрувиль, все такой же чернявый, с легкой небритостью и недоверчиво-желчной ухмылкой человека, повидавшего на своем веку немало всякого рода подлостей.
– Ваша девушка? – кивнув на Настену, по-французски промолвил Денис. – Забирайте. Да, и уберите пистоль! Конфликтовать с вами я не собираюсь… Наоборот, прошу помощи.
Шпион хмыкнул:
– Помогать смертельному врагу?
– Анри, он спас меня от гибели, – Настя наконец бросилась возлюбленному на шею, и тот не смог устоять – обняв девицу, опустил пистолет и, дождавшись перерыва в жарких поцелуях, пригласил нежданного гостя войти.
– С вами трое казаков, да? – указав жестом на широкий диван, обтянутый синим крепом, д’Эрувиль покусал губы и усмехнулся.
Давыдов повел плечом:
– Так… Прихватил на всякий случай.
– Казаки?! – серые глаза Насти сверкнули гневом. – Но… как же он смог… Анри! Я сама не понимаю, клянусь.
– Ну, ну, полно, – француз ласково погладил девушку по спине. – Казаки, не казаки – какая, черт побери, разница? Месье Давыдов, кажется, пришел о чем-то просить? Так пожалуйста, прошу вас. Я готов выслушать.
– Моя любимая женщина, Софья – в тюрьме Консьержери, – без обиняков пояснил гусар. – Вместе с вашей Жозефиной.
