– А мне и не надо им пользоваться. – Илсет ошибался, считая, что сосуд в ее руках бесполезен, но пока ему не следовало об этом знать. – Мне довольно приложить его тебе к шее. Забыл, как он парализует? Я-то хорошо помню. – Аша твердо взглянула на старшего. – Одно прикосновение, и ты пальцем не шевельнешь. А я смогу сделать с тобой, что захочу. Чувствовать ты все будешь, знаешь ли. Все увидишь, все услышишь. Но ни звука не издашь. – Она холодно улыбнулась. – Мы сможем много часов провести здесь – никто и знать не будет.
Последовало долгое молчание.
– Ты на это не способна, – наконец вымолвил Ил-сет.
– Раньше была не способна, – признала Аша. И указала на свое лицо. – Пока ты меня не изменил.
Она шагнула вперед.
Илсет, оскалившись, вскочил из-за стола.
– Да зачем тебе это? Эта часть Тола не снабжена памятью, детка. Даже если я расскажу то, что ты хочешь услышать, никто тебе не поверит. Тебя бросят за решетку. Но если ты сейчас уйдешь… Я не стану тебя преследовать. Клянусь.
Аша расхохоталась ему в лицо.
– Клянешься? Ты меня успокоил!
Она подступила еще на шаг. Илсет, в свою очередь, попятился. Он больше не выглядел беззаботным, хотя их с Ашей и разделял стол.
Несколько секунд он поглядывал на запертую дверь, прикидывая, сумеет ли проскочить мимо девушки с черным диском в руках. Понял, что не сумеет, и отказался от маски хладнокровия.
– Глупая девчонка! – свирепо бросил он. – Тебе полагалось сдохнуть со всеми вместе. Сейчас и сдохнешь, предупреждаю. Только умрешь не так быстро, как те. Я намерен отдать тебя Поклонникам. Знаешь, что они с тобой сделают? Ты будешь молить о смерти!
Аша подступила еще на шаг, к самому столу.
– Где Давьян и Вирр?
В ее голосе звенела сталь.
– Не сказал бы, если бы и знал, – огрызнулся Ил-сет, изготовившись к прыжку.
И вдруг словно невидимая рука отшвырнула его назад, впечатав в стену. Испуганно вскрикнув, он забился в невидимых узах и устремил на Ашу дикий, неверящий взгляд.
– Не может быть, – выдохнул он. – Ты не могла…
– Довольно.
Илсет рывком повернул голову на голос, прозвучавший с другого конца комнаты, Аша же не отрывала взгляда от его искаженного страхом лица. Краем глаза она видела снявшего вуаль старшего Эйлинара.
– Он не все сказал, что знает, – холодно заметила девушка, по-прежнему глядя на пленника.
– Бесспорно, – устало признал Нашрель. – Но он сказал достаточно, чтобы себя приговорить, а положение становилось опасным. Остальное мы из него вытянем, не беспокойся. – Он смотрел на Илсета с брезгливой жалостью. – Я защищал тебя, когда Аша-лия выступила с обвинениями.
Илсет как будто собирался отрицать вину, но, взглянув в лицо Нашреля, только сплюнул в его сторону.
– Ты глуп, Нашрель, – заговорил он, еще раз бешено рванув стянутые руки. – Ничего ты от меня не узнаешь. Надо было позволить девчонке меня пытать. – Он злобно улыбнулся Аше.
Та подошла и прижала к его шее черный диск.
Лицо и тело Илсета мгновенно застыли.
– Что ты делаешь, Ашалия? – спросил Нашрель скорее с любопытством, нежели с возмущением.
Живыми на лице Илсета остались только глаза – они вращались от нее к Нашрелю и обратно. Нашрель не знал: ей довольно было коснуться этого диска пальцем, позволить ему подключиться к ее тайнику, чтобы Илсет разделил судьбу, которую навлек на Ашу.
Девушка подняла руку… и уронила.
– В таком виде его общество мне приятнее, – она впервые за это время отвела взгляд от лица Илсета, взглянула на Нашреля. – Ты сообщишь во дворец обо всем, что узнаешь, как мы уговаривались?
– Конечно. – Нашрель задумчиво рассматривал Илсета. – Это останется между тобой, мной и несколькими избранными старшими, которым я могу доверять. Но если выясним, что с твоими друзьями, уведомим тебя немедленно.
– Благодарю, старший Эйлинар.
Аша еще раз взглянула на пришпиленного к стене Илсета. Ей вдруг стало так тошно, что девушка развернулась и вышла за дверь.
Не оглянувшись.
Глава 38
Давьян, хрустнув костяшками пальцев, самоуверенно улыбнулся наставнику. – Я готов.
Малшаш с улыбкой покачал головой.
– Ты полжизни пытался воспользоваться сутью. Откуда такая уверенность, что сейчас получится?
– Дело было не во мне, – пожал плечами Давьян. – Меня учили искать ее не там, где надо. В школе твердили, что суть можно добыть только из собственного тайника, из внутреннего запаса энергии, которую производит тело каждого одаренного. Но я не одаренный, и тайника у меня нет. Мне, авгуру, приходится извлекать силу из внешнего мира.
Малшаш склонил голову.
– В целом верно, но знать об этом – даже не половина успеха. Тебе еще предстоит научиться управлять сутью, правильно ею распоряжаться. Не забывай, что она – энергия, сила, что активна сама по себе. Совсем не как плева.
Давьян улыбнулся.
– Я, наверное, больше любого одаренного моих лет знаю о природе сути и ее использовании, – сухо заметил он. – И всегда чувствовал, что, получи я к ней доступ, сумел бы с ней обращаться не хуже других.
– Вот и хорошо, – усмехнулся Малшаш. – Это последнее, чему я могу тебя научить, так что давай проверим, соответствуют ли твои способности твоей уверенности.
Давьян набрал в грудь воздуха и потянулся, ощутив вокруг себя пронизывающую все плеву. Поначалу ощущение было едва уловимым, но теперь – всего через пару недель упражнений – он умел осязать ее, схватывать почти без участия мысли. Малшаш молчал, но Давьяну случалось замечать его взгляд, когда ученик за какой-нибудь час схватывал основы нового умения. Он был способным учеником. Очень способным. Это давалось ему естественно, как дыхание.
Юноша сосредоточился, силой плевы распространяя восприятие, отыскивая своеобразное мерцание сути. Малшаш ею просто лучился, но извлекать силу из него было нельзя – Давьян вполне мог бы нечаянно повредить учителю.
Он усилил сосредоточенность. Чуть дальше по улице уловил слабый отблеск сквозь туман, в этот день необычайно густой. И двинулся вперед, удерживая взглядом это свечение.
Дымка вокруг огонька понемногу расходилась, открывая высокий дуб. Светился он совсем не ярко, но все же в дереве определенно струилась суть. Давьян потянулся к ней.
Что-то ему мешало.
Он надавил на преграду – сперва бережно, потом с нарастающей досадой. Пространство в несколько метров вокруг дерева оказалось непроницаемо для его обогащенных плевою чувств. Разозлившись всерьез, Давьян открыл глаза.
– Я видел протекающую по дереву суть, – раздраженно объявил он, – но к ней не пробиться.
