Его наставник вздохнул.
– Ты говорил, что до сих пор умел одно: распознавать обман, – сказал он. – Примени эту способность ко мне. Я не обижусь.
– Она не работает на тех, кто умеет закрываться, – напомнил Давьян.
– Еще как работает. Защита может замаскировать обман, но когда ты видишь, как тебе лгут, твой ум хотя бы отчасти связан с умом лжеца. А человек, поверь мне, всегда знает, что лжет – такое не утаишь никаким умением. Признаки могут быть едва заметными – такими слабыми, что большинство авгуров их не уловят, – но с твоим особым талантом ты наверняка их различишь.
– Что-то не замечал, – покачал головой Давьян. И вдруг задумался. – Солги мне, потом скажи правду и снова солги.
Малшаш скрестил руки на груди.
– Я тебя никогда прежде не встречал. Ты родишься через семьдесят лет. Пересекать время через Разлом не опасно.
– А еще раз?
Малшаш повторил сказанное. Давьян вздохнул.
Вот оно. Слабая боль, давящая на виски, заставляющая невольно потирать их – на первой и третьей фразе. Это было и раньше, просто он не знал, что искать. Мальчик не знал, радоваться ли ему – после предательства Тенвара его вера в свои способности сильно пострадала – или беситься, что не догадался раньше.
Он предпочел первое и натянуто улыбнулся.
– Работает. Хотя откуда мне знать, может, ты и сейчас хозяйничаешь у меня в голове.
Малшаш захихикал.
– Прости, Давьян, но ты мне не настолько интересен, чтобы думать о тебе ежесекундно.
Он смягчил обиду усмешкой.
Мальчик улыбнулся в ответ.
– Конечно. Извини.
– Я тебя не виню, – пожал плечами Малшаш. – Когда знаешь, что могут делать люди с такими способностями, доверять им становится намного труднее. – Зевнув, Малшаш огляделся. – Пожалуй, на сегодня хватит. Скоро ночь.
Он направился обратно к дому.
Давьян щурился сквозь окружавший их туман. Он не заметил перемены. В Дейланнисе всегда стоял тусклый полумрак; света хватало, чтобы видеть, но был он слабым и безрадостным. Однако Малшаш, как видно, за прожитые здесь годы научился отличать день от ночи.
– Мы и завтра будем учиться чтению? – спросил мальчик, пристраиваясь рядом с наставником. Сегодняшний облик оборотня был высоким и длинноногим, угнаться за ним оказалось непросто.
Малшаш покачал головой.
– Нет. Главное ты усвоил, а добиваться мастерства в каждой способности некогда. Завтра пойдем дальше.
– Так что же, больше ты меня чтению учить не будешь?
– Я этого не говорил, – не без раздражения отозвался Малшаш. – Будет случай – вернемся к этой теме.
Давьян нахмурился.
– Тебя послушать, случая может и не представиться.
– Может и не представиться, – помедлив, признал Малшаш и бросил взгляд на правую руку Давьяна, на палец с кольцом. – Я предполагал, что ты здесь пробудешь не больше нескольких часов, самое большее – день. Я притянул тебя с помощью этого кольца, но естественные законы времени в конце концов возьмут свое. Надо, чтобы к этому времени ты был подготовлен во всех отношениях.
– Не понимаю, – растерялся Давьян.
– Кольцо привязывает тебя к этому времени, – объяснил Малшаш. – Но связь эта ненадежна. Помнишь, я говорил, что тень твоей тени осталась в твоем времени? У твоего тела во временном потоке есть свое место, и каждую секунду, что ты проводишь здесь, ты борешься с его течением. С каждой секундой течение усиливается, стремясь исправить ошибку. Рано или поздно оно тебя отыщет и попытается вернуть.
– Разве мы не этого хотим? – почесал в затылке Давьян.
Малшаш фыркнул.
– Нет, если тебе дорога жизнь. – Он смягчился. – Я помню, что говорил раньше, однако путь через Разлом окажется не менее опасным, чем путь сюда, Давьян. Может и еще опаснее, ведь в твоем времени некому будет зажечь для тебя маяк, как я зажег здесь. – Малшаш остановился, смотрел со смертельной серьезностью. – Все эти искусства сами по себе тебя не спасут. А вот способность видеть плеву, управлять ею по своей воле – вот что бесценно. Только она защитит тебя на обратном пути. – Он неопределенно повел рукой. – Вот зачем мы учимся, зачем я заставляю тебя без конца читать теорию и почему мы не ждем, пока ты вполне овладеешь каждым умением. Потому что в любой день, в любой момент ты можешь вновь оказаться в Разломе.
При этих словах Давьян побледнел. Несколько секунд он молчал.
– Почему ты раньше не сказал? – тихо спросил он. Малшаш вздохнул.
– Думаешь, знай ты об этом, сумел бы сосредоточиться на книгах?
Давьян поразмыслил и нехотя признался:
– Нет. Наверное, не смог бы.
Малшаш удовлетворенно кивнул.
– А теперь, когда мы упражняемся?
– Это заставит меня работать усердней, добиваться большего.
– Вот тебе и ответ, – усмехнулся Малшаш. – Ради твоей же пользы.
– Что не означает, будто мне это нравится, – буркнул Давьян.
– Да уж, не означает, – бодро согласился Малшаш.
Остаток пути они проделали молча.
Глава 33
Седэн стоял во дворе крепости. Потел. Волновался.
Девять башен Илшан Терет Кала вздымались над ним, окружали со всех сторон – невозможно высокие, невозможно прекрасные, заключавшие в себе, согласно замыслу Зодчих, спокойствие и силу. Хрустальные стены мерцали в сиянии рассвета, в них перетекали голубоватые струи энергии, свивались и плясали, пронизывая замок там и тут. Эти струи были хранителями Терет Кала – не вполне разумными, но и не совсем безразличными. Они тоже радовали взор, хотя при атаке Велдерана он видел, на что они способны. Такого до него не наблюдал ни один человек. Такое не оставляло свидетелей, которые могли бы рассказать об увиденном.
Во двор скользнул Ордан. Седэн так долго имел дело с шалисами, что научился распознавать тонкие оттенки их настроений. Сегодня Ордан был решителен.
Маг-шалис остановился перед ним – на свету блеснула чешуйчатая красная кожа. Выпрямившись в полный рост, он в полтора раза возвышался бы над человеком, но из вежливости немного ужал свое тело в длину, чтобы говорить с Седэном лицом к лицу. Несмотря на красное змеиное тело и полное отсутствие ног, в Ордане было нечто человеческое, совершенно не присущее его собратьям. С другой стороны, один только Ордан и говорил с ним. Он убедил Кубло принять его в учение, он поручился за Седэна вопреки многим сомнениям. Он был самым человечным в этом племени.
– Настал ли день, Тал’камар? – спросил Ордан. Шипящий призвук в его голосе был теперь едва заметен.
– Дай Дрет, чтобы это было так, – отозвался Седэн. Фраза была формальной, но чувство за ней – искренним.
