14
Констанс Грин осмотрела номер, дополнительно снятый Пендергастом на первом этаже гостиницы. Кровать по его просьбе убрали, вместо нее в номере появился большой сосновый стол, на котором специальный агент установил громоздкий катушечный, почти антикварный магнитофон с неуклюжим микрофоном, а также старинную пишущую машинку «Ай-би-эм Селектрик» и диктофон.
Она поразилась тому, каким сговорчивым стал шеф полиции – по крайней мере, когда его напрямую попросили о помощи. В это самое утро шеф позволил Пендергасту осмотреть кладовую Эксмутской полиции, где хранилось старинное оборудование, и взять то, что ему нужно.
– А-а, Констанс, я вижу, ты в восторге от моей комнаты для допросов. – Пендергаст стоял в дверях, держа в руках один из первых персональных компьютеров Ай-би-эм.
– Так вот, значит, что это – комната для допросов?
Он поставил компьютер.
– Правильно. Ну, что скажешь?
– Больше похоже на музей старинной техники.
Пендергаст воткнул вилку компьютера в розетку, подключил клавиатуру, загрузил. Рядом положил старую, но все еще запечатанную коробочку с дискетами.
– Неужели это до сих пор работает?
– Нет.
– А что, смею я спросить, случилось с твоим «Макбуком»?
– Он слишком красив, чтобы устрашать.
Констанс снова огляделась:
– Значит, все это только для демонстрации?
– Ты увидишь, моя дорогая Констанс, что куча оборудования, даже старого, производит весьма благоприятное воздействие на потенциального свидетеля. Магнитофон, вообще-то, работает, но для удобства я подключил цифровой диктофон, только спрятал его внутри этого, катушечного.
Он стал устанавливать оборудование на столе в строгом порядке. Констанс не могла не признать, что все эти приборы сформировали довольно устрашающий фасад, служащий для того, чтобы отделить и изолировать допрашиваемого от допрашивающего.
– Пожалуйста, закрой дверь и сядь.
Констанс закрыла дверь, подобрала платье и села.
– Кого ты собираешься допрашивать?
Пендергаст достал список. Она просмотрела его и положила на стол:
– Здесь много имен.
– Может, со всеми и не придется разговаривать. Я, как теперь говорят, забрасываю удочку.
– Иными словами, ты считаешь, что убийство историка связано с замурованным скелетом.
– Обычно я не доверяю инстинктивной реакции. Но в данной ситуации моя инстинктивная реакция говорит мне, что я должен сделать исключение: да, они почти наверняка связаны.
– Каким образом?
Пендергаст соединил пальцы двух рук домиком и откинулся на спинку стула.
– Мне было бы интересно, Констанс, сначала выслушать твое мнение. Тебе хотелось провести расследование так, как ты считаешь нужным, и мне интересно выслушать твой анализ того, что у нас имеется в настоящий момент.
Констанс подалась вперед, чувствуя себя неуверенно под взглядом его внимательных, ждущих глаз.
– Тут выделяются несколько вещей, – начала она. – Мы знаем, что историк расследовал исчезновение корабля у побережья в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году. В том же году из-за извержения Кракатау весь район, включая и Эксмут, пострадал от сильного неурожая. Между тысяча восемьсот семидесятым и тысяча восемьсот девяностым годами, судя по радиоуглеродному анализу, некий человек, моряк афроамериканского происхождения, подвергся пыткам, а его тело замуровали в подвале дома, принадлежащего смотрителю маяка. В тысяча восемьсот восемьдесят шестом году смотритель в пьяном виде свалился с лестницы и умер.
Неторопливый кивок.
– Если соединить все названные факты, то мне представляется, что моряк был замурован в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году и это как-то связано с исчезновением корабля. Я не удивлюсь, если окажется, что смерть пьяного смотрителя два года спустя тоже каким-то образом связана с теми событиями. В конце концов, человека замуровали в подвале его дома. У городка есть какая-то мрачная тайна, что-то здесь случилось в те времена. Историк обнаружил какой-то важный факт, который мог привести к раскрытию тайны, и поэтому его убили.
– А следы на теле?
– На это у меня нет ответа.
– А кража винной коллекции?
– Как ты и говорил, кража – просто прикрытие операции по извлечению скелета моряка. Еще одно свидетельство – если мы в нем нуждаемся – того, что темная тайна, о которой я говорила, все еще остается в Эксмуте.
– Каковы твои рекомендации насчет того, как нам следует продолжать? По приоритетам, конечно.
Констанс обдумала вопрос.
– Первое: выяснить, что стало известно историку и послужило причиной его убийства. Второе: узнать побольше об исчезнувшем корабле «Пембрукский замок». Третье: узнать побольше об умершем смотрителе маяка, если это возможно. И четвертое: идентифицировать метки на теле убитого.
– В твоей цепочке рассуждений есть некоторые логические провалы и много предположений, но в целом ты меня не разочаровала, Констанс.
Она нахмурилась:
– Меня вовсе не радует порицание в форме легкой похвалы. Какие именно логические провалы ты заметил?
– Прости мне мою маленькую шутку. Твой анализ и твои рекомендации весьма достойны. Я даже собираюсь доверить тебе важное поручение.
Констанс заерзала на стуле, пытаясь скрыть удовольствие, доставленное его похвалой:
– А у тебя какие есть соображения?
– Пока не появилось более конкретных свидетельств, я во всем согласен с тобой. Но должен добавить, что два пункта, которые я нахожу наиболее красноречивыми, – это слово «ТАЙБЕЙН», вырезанное на теле историка вместе со странными символами… и история о призраке.
– О призраке?
– Та, которую ты мне рассказала, – о том, что маяк посещают призраки, что там слышен детский плач.
– Ты действительно считаешь это важным?
– Крайне важным.
Пендергаст повернулся на стук в дверь:
– А вот и наш первый допрашиваемый!
Он открыл дверь, и они увидели человека в коридоре. Лет сорока с небольшим, хрупкого телосложения, с редеющими каштановыми волосами и выступающим адамовым яблоком. Констанс дважды видела его в городе: один раз – на улице, где он издали наблюдал, как арестовывают Пендергаста, а второй раз – в гостинице вчера утром, во время завтрака. В обоих случаях на нем были консервативные, довольно унылые костюмы, почти комично контрастировавшие – поэтому она его и запомнила – с яркими ворсистыми шерстяными пуловерами. В подобный пуловер облачился он и сегодня: персикового цвета и пушистый. Chacun à son goût
[15], с отвращением подумала она… или в данном случае об отсутствии goût.
