Констанс помедлила всего секунду:
– Хорошо.
– Спасибо.
Пендергаст снова огляделся вокруг, охватывая своим ясным внимательным взглядом мельчайшие детали и запоминая их. Он опустился на колени. Потом, откинув в сторону несколько камешков и сделав в песке небольшое углубление для головы, лег на спину. Подтянул ремень своего непромокаемого плаща, вытащил из кармана зюйдвестку, сунул себе под голову вместо подушки. Сложил руки на груди, как покойник, и закрыл глаза.
Несколько долгих мгновений Констанс смотрела на него. Потом огляделась, заметила большую корягу, прибитую к берегу и торчащую из песка футах в десяти, подошла к ней и села, выпрямив спину. Берег был совершенно пустым, но, если бы тут еще оставался некий наблюдатель, прячущийся неподалеку, что-то в манере Констанс, возможно, навело бы его на мысль, что он видит львицу, наблюдающую за своим прайдом. Она застыла так же неподвижно, как и Пендергаст: две замершие фигуры на фоне темного низкого неба.
31
Специальный агент Пендергаст лежал без движения на галечном берегу. Хотя его глаза были закрыты, он очень остро воспринимал действительность: ритмичный шум прибоя, запах соленого воздуха, ощущение камешков под спиной. Его первая задача состояла в том, чтобы отключиться от внешнего мира и направить все обостренное восприятие внутрь.
Сознательным усилием, достигнутым годами практики, он замедлил дыхание и сердцебиение наполовину от нормальных показателей. Он лежал в состоянии абсолютного покоя минут десять, проходя через ряд сложных умственных упражнений, необходимых для достижения медитативного состояния «тхан шин гха» – порога совершенной пустоты, – и подготовился к тому, что ждало его дальше. А потом он очень методично принялся удалять составляющие реального мира вокруг него. Исчез городок Эксмут вместе со своими обитателями. Исчезло свинцовое небо. Холодный ветер больше не трепал волосы. Исчез океан с его ревом и запахом. Последней исчезла Констанс и окружающий его берег.
Осталась одна чернота. Пендергаст достиг состояния «стонг па нийд» – состояния чистой пустоты.
Он позволил себе остаться в этой фазе, зависнув в пропасти на то время, которое в возвышенном состоянии чонгг ран казалось вечностью, а на самом деле длилось не более четверти часа. А потом с исключительной осторожностью начал мысленно собирать мир заново в порядке, обратном тому, который использовал при его демонтаже. Первым во всех направлениях вокруг распростерся берег. Затем небесный свод. Потом появился морской ветер, он усилился и превратился в полуночный шквал, несущий на себе хлещущий дождь, обжигающий кожу. После ветра вернулось море, неистово рокочущее. И в последнюю очередь Пендергаст вернул себя на эксмутский берег.
Однако вовсе не на сегодняшний берег. Колоссальным интеллектуальным напряжением Пендергаст воссоздал в уме Эксмут прошлых дней, а конкретно ночь на 3 февраля 1884 года.
Теперь, восстановив действие всех своих органов восприятия, он чутко ощущал все, что его окружало. Кроме бушующего шторма, он заметил отсутствие света: в миле на север не было ничего, одна темнота. Маяк не мигал, он исчез во мгле. На короткое мгновение он возник из тьмы, когда молния расколола небо, – бледный каменный палец, указующий в злобные небеса.
Но прямо перед ним находился совсем иной источник света. Пирамида в форме вигвама из бревен, веток и папоротника, выложенная на дюне над берегом, горела ярким огнем. Вокруг нее толклось около дюжины человек, закутанных в шинели. И хотя Пендергаст присутствовал там только умственно, он отошел от огня подальше в темноту. Лица мужчин, подсвеченные огнем костра, были едва различимы, но на всех застыло одно выражение: непримиримость, отчаяние, жестокое предвкушение. Двое из них стояли между океаном и огнем, держа плотное одеяло. Третий, явно главарь, чьи грубые, жесткие черты казались почему-то знакомыми в свете костра, держал в одной руке старинный хронометр, а в другой – фонарь. Он громко отсчитывал секунды от одной до девяти, потом начинал снова. На две секунды из девяти пара, державшая одеяло, сдвигалась в сторону, открывая огонь для обозрения с моря, а потом снова закрывала его. Пендергаст знал: с такой же периодичностью работает маяк Эксмута.
На юге нечеткие очертания Костедробильных камней были видны лишь как беловатые всплески подгоняемых штормом волн.
Костедробильные камни. Уолден-Пойнт, на котором располагался маяк, находился слишком близко к городу; кораблекрушение там было бы замечено. А кораблекрушение на Костедробильных камнях… к югу от города, не на виду, и остатки парохода были бы выкинуты непосредственно на этот участок берега, сконцентрированы на небольшой площади.
Если не считать человека с хронометром, то группка на берегу почти не открывала рта, их сверкающие, алчные глаза вглядывались в мглу. Ветер с воем несся с северо-востока, и струи дождя падали почти горизонтально.
Потом раздался крик: кто-то различил в темноте моря эфемерное сияние. Группа подалась вперед, всматриваясь в темноту. Один вытащил из-под шинели подзорную трубу, навел ее на северо-восток. Все взволнованно молчали, пока человек вглядывался в завывающую темень.
И наконец:
– Ребята, пароход!
Все громко закричали, но главарь пресек это и продолжил свой счет с хронометром, чтобы точно повторять периодичность мигания Эксмутского маяка. Огни в море стали заметнее, они появлялись и исчезали по мере того, как судно поднималось на гребень волны, а потом падало вниз. Группу охватило возбуждение: пароход явно шел, ориентируясь по ложному маяку, и направлялся прямо на Костедробильные камни.
Из-под шинелей появились ружья, мушкеты, пистолеты, дубинки и косы.
Опустился покров темноты, и сцена на берегу растворилась. Когда тьма рассеялась, Пендергаст очутился на капитанском мостике парохода «Пембрукский замок». Рядом с ним стоял человек в капитанской форме, напряженно вглядываясь через подзорную трубу в огонь на берегу. Справа от него был штурман, тусклый красный свет штурманского фонаря освещал разложенную карту. На карте лежали параллельная штурманская линейка, циркули, карандаш. Нактоуз рядом с ними был открыт только на четверть, и оттуда исходило лишь слабое сияние – на мостике старались поддерживать темноту, чтобы все могли сохранять самое острое ночное зрение. Рулевой стоял по другую сторону от капитана, с трудом удерживая штурвал на такой волне.
Обстановка на мостике царила напряженная, но капитан своими четкими движениями и короткими, внятными приказами излучал спокойствие и власть. Никакого предчувствия надвигающейся катастрофы не было.
Пендергаст мысленным взором отступил в дальний угол мостика и отметил, что море позади перехлестывает через корму, черная вода накатывается на палубу и с каждой волной судно тяжело раскачивается. Появился помощник капитана, мокрый до нитки. В ответ на вопрос капитана он доложил, что паровая машина работает нормально, дубовый корпус держит; сообщалось о течи, но с ней вполне справятся трюмные помпы.
Капитан Либби опустил трубу, чтобы выслушать доклады первого и второго помощников. Первый сообщил, что гакабортный лаг показывает скорость парохода в девять узлов, направление юго-юго-восток, 190 градусов от истинного меридиана. Второй помощник доложил о глубине воды, измеренной лотом.
