Она остановилась, чтобы разобраться в собственных эмоциях. То, что она испытывала, было не страхом, а скорее любопытством. Эти темные туннели, которые у обычного человека вызвали бы сильную тревогу, не очень отличались от некоторых коридоров под старым особняком на Риверсайд-драйв, правда если не считать зловония и пугающих символов на стенах.
Констанс внимательно прислушалась. До нее снова донесся детский плач, слабое эхо, странно искаженное подземными петлями и поворотами. Она медленно пошла в том направлении. Звуки постепенно стали отчетливее, и теперь она услышала второй голос: хриплый, прерывистый, но, несомненно, по-матерински заботливый.
Туннель сделал резкий поворот, прошел под низкой аркой, и Констанс оказалась в длинном широком коридоре с высоким потолком, явно имеющим какое-то церемониальное назначение. Стены здесь были оштукатурены, а на штукатурке нацарапаны демонические символы: каждый квадратный дюйм был покрыт выписанными с аккуратной, маниакальной точностью символами, подобных которым она никогда не видела даже в «Daemonum» и в других многочисленных оккультных книгах, которые читала. Здесь в воздухе висел еще более отвратительный запах – смесь грязи, фекалий, гноящейся плоти. Вдоль стен стояли небольшие каменные резервуары с налитой до краев нефтью, в которой плавали фитили. По-видимому, это пространство использовалось для каких-то процессий. Но куда двигались эти процессии? Коридор заканчивался каменной стеной.
Девчоночий плач стал громче и отчетливее. Констанс с удивлением повернулась в ту сторону. Плач доносился откуда-то из-за ее спины, из-за низкой арки, выходящей из длинного коридора. Она медленно подошла к арке и посветила фонариком в проход за ней. Коридор оказался коротким и заканчивался каменной камерой со ржавой решеткой, запертой на блестящий медный навесной замок. Внутри камеры она увидела нечто, показавшееся ей на первый взгляд грудой грязного тряпья, укрытого лохмами спутанных волос. Она приблизилась и оторопела от ужаса, поняв, что смотрит на два человеческих существа: взрослую женщину и девочку. Мать и дочь? Судя по тому, как они прижимались друг к дружке в прохладной камере, так оно, вероятно, и было. Они смотрели на нее, не издавая теперь ни звука, защищаясь от света ладонями; их опухшие глаза были широко открыты от страха, а лица настолько грязны, что Констанс не могла разглядеть их черты или даже определить цвет кожи.
Она опустила фонарик и подошла ближе:
– Кто вы?
Молчание, только две пары глаз, устремленных на нее.
Она ухватилась за замок, дернула его:
– Где ключ?
Ответом на ее вопрос стали неразборчивые завывания и рыдания девочки, которая протянула руку через прутья решетки. Констанс шагнула вперед, чтобы взять девочку за руку, лишь мгновение поколебавшись при виде грязи. Девочка, вскрикнув, схватила протянутую руку, сжала ее с невероятной силой, словно чтобы не лишиться этого единственного пути к спасению, и что-то забормотала. Констанс не знала этого языка, а через несколько секунд поняла, что это и не язык вовсе – просто поток квазичеловеческих звуков.
Женщина хранила пугающее молчание и пассивность, ее лицо было лишено какого-либо выражения.
– Я не смогу вас освободить, пока ты не отпустишь мою руку, – сказала Констанс.
Она отошла назад под непрекращающиеся безумные завывания девочки и стала искать ключ, обшаривая лучом фонарика стены, потолок, пол. Ничего. Наверняка тюремщики держали ключи при себе.
Констанс снова повернулась к камере, где продолжала плакать и бормотать девочка.
– Перестань шуметь, – велела Констанс. – Я вам помогу.
Новые стоны. Но мать вроде бы что-то поняла, она успокаивающе положила руку на девочку, и та замолчала.
– Кто вы? – спросила Констанс у матери. Она говорила медленно, отчетливо произнося слова. – Почему вы здесь?
В темноте за ее спиной раздался голос:
– Я могу ответить на этот вопрос.
50
Брэдли Гэвин стоял в арке, чувствуя, как сильно бьется его сердце. Он был потрясен до глубины души, увидев Констанс Грин здесь, в самом неожиданном месте. Констанс была одета в длинное, тяжелое старомодное платье; ее волосы были влажными, а платье пропиталось водой. Гэвин приложил все усилия, чтоб скрыть удивление, собраться с мыслями, казаться спокойным и уверенным. По мере того как потрясение проходило, он ощущал растущее чувство… какое? Ощущение, что судьба сыграла в этом немалую роль. Ощущение, что мир создал эту возможность, и теперь от него зависит, сможет ли он использовать ее к своей выгоде.
Он сделал шаг вперед:
– Мисс Грин. Констанс. Что вы здесь делаете?
– Я могу задать вам тот же вопрос, – тихо сказала она. – Что это за место? И кто эти люди?
В одной руке у нее был фонарь, а в другой – зловещего вида стилет. Ее самообладание впечатлило, даже вдохновило его.
– Хорошие вопросы. – Гэвин обвел помещение рукой. – Но здесь не самое приятное место для объяснений. Могу я показать вам кое-что?
Он предложил ей руку, но она не приняла ее. Тем не менее он повернулся и пошел назад в длинный центральный коридор, ведущий к тупику в конце. Покалывание по всему телу и жар в груди свидетельствовали о том, что Констанс следует за ним. Гэвин остановился у дальней стены, надавил на три незакрепленных кирпича, широко открыл потайную дверь и закрепил ее в открытом положении. Щелкая зажигалкой, он быстро обошел комнату и зажег свечи в четырех канделябрах.
После этого он повернулся к Констанс и улыбнулся.
Она не попыталась убежать. Не разразилась гневными тирадами, не впала в истерику. Она просто смотрела на него.
Хотя он был здесь сотни раз, каждый приход производил на него впечатление. В центре стоял алтарь, древняя гранитная плита одиннадцатого века, покрытая прозрачной свисающей тканью; этот алтарь создали во Франции, доставили в Англию, а оттуда – через океан в Америку, где его перевозили с места на место, пока он не оказался здесь. На боковых поверхностях плиты были высечены в романском стиле изображения дьяволов, отполированные тысячью лет употребления. С одной стороны находился удивительно красивый резной столик в половину длины алтаря. На нем стояла большая серебряная чаша на салфетке из льняной ткани, рядом лежали ланцеты, скарификаторы и другие инструменты для пускания крови.
Своды этой пятиугольной комнаты, освещенные колеблющимся пламенем свечей, были расписаны фресками, изображающими дьяволов, горгулий, уроборосов, жутких обезьян, мужчин и женщин – все они весело проводили время, пребывая в некоем греховном раю, – сцена, достойная Босха. На стенах висели плотные гобелены, украшенные изображениями деревьев, цветов, единорогов и также относящиеся к временам романского стиля, а колонны, подпирающие сводчатый потолок, были расписаны алхимическими символами. Сам потолок был увешан десятками превосходных композиций из обструганных костей, связанных бечевкой и имеющих сходство с разными животными, птицами и бестиями. Даже в неподвижном воздухе они умудрялись бесконечно раскачиваться и вращаться, словно живые, отбрасывая беспокойные тени. Древние скамьи, отполированные веками использования, стояли сомкнутыми рядами вдоль стен пятиугольной комнаты, а на полу лежали плотные персидские ковры, некоторые из них возрастом в триста лет.
