Она стала вспоминать, что говорил Глин о взаимном доверии, единой семье драконов и как сделать мир безопасным для каждого. Подняла голову… И бросилась за Хамелеоном, который уже собирался улизнуть. Преградив отцу путь, крикнула:
– Вот дракон, о котором я говорила, ваше величество!
Королева приняла их в дворцовой библиотеке. Здесь было тихо и уютно, никто не мешал, хотя кучи свитков, деревянные столы и скульптуры заставляли Беду нервничать из-за своей огненной чешуи. Отец заметил и выразительно подмигнул, намекая на своё предложение, но она сделала вид, что не замечает. Подобрала хвост и крылья, кивнула:
– Показывай!
– Я точно должен? – хмыкнул фальшивый небесный.
– Да! – нахмурилась Турмалин.
Беда подняла лапу.
– Ну-ка, спросим мои когти… Мне кажется, они тоже так считают. Единогласно.
Маленький Утёс хихикнул. Его и Карапакса тоже взяли с собой, и теперь оба дракончика с любопытством наблюдали, как Хамелеон отпирает свой металлический футляр. На этот раз мешочек он выкладывать не стал, только свиток, и Беда не возражала. Пусть оставит себе один секрет, раз уж он так их любит.
Расстегнув кожаный чехол, он бережно отмотал неисписанный конец свитка.
– Вот… тут и содержится вся магия.
– Где ты это взял, Нырок? – прищурилась Турмалин.
– Ну… нашёл, – уклончиво ответил Хамелеон. – Требуется только написать заклятие, вложить в любой удобный предмет и надеть. Тогда станешь в точности таким, как написано. – Он выпрямился и искоса глянул на королеву. – Я могу сделать что угодно… за хорошую плату. Непобедимость, сила десяти драконов, даже чтение мыслей, наверное. Здорово, а? Ты кем, к примеру, всегда мечтала стать?
– Не верь ему! – вставила Беда.
– Королевой, – сжала челюсти Турмалин, – и сама, и в чешуе Рубин, только об этом и мечтала… И стала без всякого там колдовства. – Она постучала когтем по свитку. – Напиши так: «Пусть этот дракон снова станет Рубин, королевой небесных, сохранив всю память нетронутой».
– И всё, никаких особых способностей? – поморщился Хамелеон.
– Никаких! Давай, пиши прямо сейчас, при мне!
Она склонилась над его плечом, наблюдая, как он обмакивает коготь в горшочек с чернилами и выводит неровные угловатые буквы. Дописав, Хамелеон подул на пергамент, оторвал нижнюю полоску с написанным и отдал королеве.
Турмалин кивнула Беде с Карапаксом.
– Проверяйте.
– Ты же смотрела! – возмутился Хамелеон. – Как бы я смог что-то добавить?
Карапакс взял записку, поднёс к глазам и внимательно рассмотрел с двух сторон.
– Всё правильно, – заключил он. – Думаю, это наилучшее решение.
Беда кивнула. Морской дракончик прав – если королева так желает, зачем спорить?
Сама она менять ничего не собиралась. Пускай Беда остаётся Бедой – огненная чешуя и всё остальное. Если уж улучшать себя, ради Глина или для чего-то ещё, то без магических уловок. В конце концов, какая разница, что думают о ней драконы, главное – принять саму себя такой, какая есть, и уже потом делать себя той, кем хочется быть, – долго, упорно и без обмана.
Глава 19
– Раньше во дворце веселились по-другому, – заметила Беда.
– Ты права, – с усмешкой согласилась королева Рубин. – Драк и убийств определённо не хватает.
Они стояли на верхнем ярусе главного зала и смотрели вниз на поющую и пляшущую толпу. Небесные кружились, обнявшись, и похлопывали друг друга крыльями совсем как на лунном празднике в Мечте, и Беда снова с грустью подумала, что никогда в жизни не сможет так беспечно веселиться. Разве что уговорит Глина… но земляной дракончик, судя по всему, вылупился из яйца с четырьмя левыми лапами.
– Даже вспомнить страшно, – продолжала королева, – как проходили праздники у Пурпур и в честь чего они устраивались… Тебе лучше не знать, – добавила она Карапаксу, – крепче спать будешь.
Вспоминая, Беда невольно передёрнулась. Вечеринки по поводу казней, в честь кровавых побед… Даже свой день яйца и званые приёмы в честь принцессы Огонь старая королева отмечала всевозможными видами убийств. В последние двадцать лет ни одно массовое торжество в Небесном королевстве не обходилось без гладиаторских боёв на арене.
Теперь всё изменилось, и небесные драконы с удовольствием навёрстывали упущенное веселье. Всевозможных ударных и струнных инструментов, что вовсю наяривали на разных ярусах, хватило бы на десяток оркестров. Музыка переполняла залы дворца, где тишина прежде оглашалась лишь воплями горящих заживо.
Беда опустила глаза.
– Ваше величество, я так виновата… Те яйца в трёхлунную ночь…
– Прекрати, – отмахнулась Рубин, крепче обнимая крылом сына. Малютка принц упросил не укладывать его спать и выглядел куда бодрее морского дракончика, который отчаянно зевал, облокотившись на перила. – Ты была совсем малышкой, чуть старше Утёса… опять же, сирота, знала одну лишь Пурпур. Никто из нас даже не пытался увидеть в тебе живого дракона, только страшное оружие. Если бы Утёс вылупился таким и попал к ней в лапы… Неизвестно ещё, какой я окажусь матерью… Так что я тебя больше не виню.
– Зато я себя виню, – вздохнула Беда. – Если подсчитать, скольких сожгла – на арене и просто так, по приказу… Все эти крики, дым…
– Беда, – поморщился Карапакс, – давай без подробностей, а?
Королева сочувственно кивнула, глядя на Беду.
– Понимаю, как тебе тяжело. Зато теперь появилась возможность искупить всё это… хотя бы попробовать… И мы готовы тебе помочь.
– Конечно, попробую, – улыбнулась Беда. – Я многое могу, не только жечь: спасать драконят, лечить укусы змей… А ещё – жарить белок и кипятить воду!
Рубин расхохоталась, затем глянула на сынишку и снова нахмурилась.
– Все видели, как ты спасла Утёса, но всё-таки скажу официально: ты больше не изгнанница и можешь находиться в Небесном королевстве где угодно, в том числе и жить во дворце.
– Спасибо… – смутилась Беда. – Я… Я подумаю.
Вот как, оказывается, чувствуют себя герои! Неужели Глин с Цунами тоже так… каждый день? Вообще-то, Беда иначе себе это представляла. Например, что станет легче быть доброй, когда уже совершила много хорошего или даже что-нибудь одно, но очень важное. А получается, что выбирать всё так же трудно… И так и тянет поджечь вон того стражника, который смотрит и противно усмехается, ну точно! Да и обманщику радужному хочется устроить гадость…
И не одну. Кстати…
Беда вдруг помрачнела, с тревогой вглядываясь в толпу внизу.
