– Л’лэарди Верана, вам уже лучше?
Сползти с его коленей, выпрямиться, одернуть платье, пригладить волосы. Плечи распрямить, не втягивать в них шею, как провинившаяся в краже служанка в ожидании хозяйской оплеухи. Я же верю в свою правоту? Надо смотреть прямо, держаться гордо.
– Да, благодарю вас, Ваше Величество.
– Л’лэарди Верана, вы ведь не в первый раз снимаете браслет?
Хочет взять эскринас из моей руки. Ни за что не разожму пальцы. Пытаюсь объяснить:
– Л’лэард директор больницы сказал, не все отравления лечатся. Даже девы-ллэарди умирали.
Только своя стихия лучше всего помогает. Я думала, что умру.
– Кто. Снял. Ваш. Браслет.
– Я сама. Простите, Ваше Величество.
– Не смейте мне лгать! – разъяренный рык. Его Величество – огромная гневная скала с потемневшими глазами. Не обойдешь. Не спасешься.
– Мой отец. Он создал для меня такой эскринас, который я могу расстегивать.
Вот и все. Как глупо. Император с усталым вздохом рухнул на кровать, потер лицо.
– Я знал это, – пробормотал он. – С вами было что-то не так. Я не мог понять. «Может, она даже больна, сумасшедшая», – брат так говорил. Но столько свежего воздуха не могло быть у сумасшедшей. Я дышал.
– Мама ничего не знала, – сказала я самую важную ложь. – Отец сказал никому не говорить. А я, ребенок, не могла устоять перед искушением говорить с ветром, а потом это вошло в привычку. Я ото всех скрывала, даже от родных.
– Плохо скрывали, – усмехнулся император. – Вы ведь ничуть не раскаиваетесь в содеянном, не так ли, л’лэарди Верана?
– Если Богиня создала птицу крылатой, значит, Она хотела, чтобы птица летала. И странно, подрезая птице крылья, говорить, что Ее воля в этом.
Он молча смотрел на меня. Надо было говорить что-то дальше. В слезах и на коленях умолять о помиловании? Все равно стихию не сохранит ведь. Наденет настоящий, страшный эскринас.
Я уже бывала в этой спальне. Ночью, во сне. Здесь два высоких окна. Хотела бы я сейчас оказаться во сне. Ночью так легко летаю, просачиваюсь в любую щель.
– Я не раскаиваюсь, Ваше Величество. Я знаю, что наказание за мой поступок – смерть. Но не хочу казни на площади. Если мне суждено умереть, я хочу умереть, как настоящая стихийница. В драке. Ваше Величество, можно вызвать вас на дуэль?
Изумленно приподымает брови.
– Смотрите, я владею оружием.
Ветра нет в этой спальне, слабые вздохи. Щекочут неумелые пальцы. Настоящего вихревого кнута из них не сплести. Могу опрокинуть столик за спиной. Швырнуть в стену. Его Величество дернулся от грохота. Показываю ему слабые вихрики в ладонях:
– Оружие. Я сама научилась плести. Меня никто ничему не учил. Но чтобы сплести большой и опасный кнут, надо много ветра. В закрытой комнате не смогу. А еще я умею летать во сне. Иногда я прилетаю сюда, к вам. Провожу с вами ночи, а вы ничего не замечаете. Давайте драться. Это должно быть красиво. Глупая птица, пытающаяся потушить пожар крыльями.
Будь что будет. Попытаюсь бежать. Не получится – драться до последнего. Главное, в клетку не попасть. А смерть – что страшного? В пылу боя и не заметишь. Ветром, пахнущим дымом, поднимешься к небесам, там – спокойно, свободно.
Маму только жаль.
– Маленькая эгоистичная дрянь, – сказал Его Величество.
Поднялся. Стоял так близко, что я слышала жар его тела.
– Холодное сердце. Без любви, без верности, без раскаяния. Я только выгодная партия, не так ли? Сияние власти манит, как ворону блестящий фантик. Я даже это в тебе люблю.
Думала, ослышалась.
– Джинка, – сказал император. – Ты ведь все потерпишь, чтобы только сохранить жизнь?
И толкнул меня на кровать.
– Тихо. Хочу на тебя посмотреть.
Он приспустил лиф моего платья, обнажив грудь. Прижался губами.
– Сколько мужчин делали это до меня?
– Мерзавец. Я бы хотела иметь достаточно магии, чтобы победить вас на дуэли.
– Шутиха! Весь мир к ногам грязной циркачки – это будет смешно.
Даже отбиться от него не могу. Пряный запах огня окружает, как клетка. Наглые руки, горячие губы. Слишком. Задыхаюсь в огне. В дверь давно грохотали, но я поняла это, только когда Авердан, выругавшись, пошел открывать. Разговаривал с кем-то. я села на кровати, пытаясь привести одежду в пристойный вид.
Окно. Внизу столица. Распахнуть створки. Может, сегодня мне удастся полететь.
– Вы уже лучше себя чувствуете, л’лэарди Верана? Сможете присутствовать на церемонии расставания? – Император вернулся.
– Да, Ваше Величество.
Надеюсь, оттуда сбежать будет проще.
Он поправил на мне платье, волосы, лично надел на запястье эскринас.
– Не расстегивайте его в людных местах, л’лэарди Верана. Иначе, боюсь, даже я не смогу вас защитить.
Надел сюртук мундира, деловито застегнулся, вмиг став привычно чужим и бесстрастным, взял меня под руку.
А я не смогла найти слов. Надо было поблагодарить, ну хоть что-то сказать.
Грохотали фейерверки, встревоженно допрашивала меня мама, принцесса Варагад поймала нас обеих и долго бранила за импровизацию. А я не слышала и не видела ничего, кроме высокой фигуры в черном, окруженной придворными. Он казался мрачным и каким-то бледным. Щеки землистого оттенка, усталый голос. Не сразу дошло, что мне сейчас хорошо именно потому, что ему не очень. Тепло все еще гуляло по венам, ноги рвались куда-то в движение. Когда лечил, на огонь не поскупился.
«Не расстегивайте его в людных местах, л’лэарди Верана». Таким спокойным тоном. Будто само собой разумеющееся. Это сильнее любых признаний в любви. Или даже предложения руки и сердца.
* * *
На следующий день меня вызвали во дворец, но на сей раз к горбоносому. Брат императора потребовал подробного перечисления, что я ела и с кем общалась в тот вечер.
– По всей видимости, вы отравились рыбой камунни. У нее очень нежный вкус, но ядовитая сущность. Ее употребляют в пищу только л’лэарды, ибо для стихийников многие яды несущественны. Обычно девам это блюдо и не предлагают. Как оно оказалось на подносе вашего голема? Возможно, это всего лишь прискорбная случайность.
Глава 25
Время, отпущенное мне, истекало. Бой часов слышался грохотом барабанов вражеской армии. Не успеваю. Обнимать маму.
Она радостна и деловита в последнее время. Тетя Кармира и бабушка перестали ее обижать. Это потому, что ходил дурацкий слух: якобы Его Величество всерьез намерен сделать «младшую л’лэарди Верану» своей императрицей и даже поссорился из-за меня с братом-горбоносым. Мама возобновила старый круг знакомств, постоянно куда-нибудь приглашена. А я рычу, когда она пытается забрать меня с собой или приходит ночью поговорить, ибо ночь – время, отведенное на магию! Потом жалею и страдаю, но все равно не успеваю быть с нею ласковой, потому что тороплюсь научиться летать.
