Командир злобно крикнул девочке:
– Заткнись! Заткнись, а то…
Он шел к девочке, недвузначно выхватив из заплечных ножен меч. В тот же миг около него оказалась Вера, она, еще не совсем отдавая отчет своим действиям, схватила его за руку:
– Командир, остановись!
Он с недоумением посмотрел на нее. За Стрелкой стояли все четверо ее воинов. Не надо было присматриваться к выражению их лиц, чтобы понять, на чьей они стороне. Командир злобно рванул руку. Как он теперь ненавидел и этих голых полудурков, и недалеко от них ушедшую, каким-то непонятным образом оказавшуюся в его отряде, нравную бабу. «С нею надо кончать! Не сейчас, конечно! Когда эта война закончится и она станет никому не нужна! И остальные – это стадо трусов, распустивших сопли от воплей этого голого мутанта… Ладно, пусть дослушивают!»
А Вера даже не смотрела на Командира, ей было на него плевать. Она с надеждой вслушивалась в последние слова песни, которые произнесла девочка:
Идущий-По-Муосу прострет однажды длань,
Средь дочерей Муоса выберет одну,
И выйдет Дева-Воин на большую брань,
Лишь те, кто с ней, победою закончат ту войну.
Песня закончилась, как всегда у диггеров, неожиданно и резко. Последний призыв еще звучал в ушах слушателей, которые еще долго будут приходить в себя.
Веру резанули слова «Идущий-По-Муосу». Так себя назвал тот призрак-незнакомец, которого она встретила по пути в Ментопитомник. Неужели это совпадение? Конечно, это песня, всего лишь песня. Но то страшное пророчество, которое звучало в ее словах. Неужели диггеры просто забавляют себя страхами? Когда-то в песне диггеров звучало пророчество о Присланном, и оно сбылось!
Вера подошла к девочке:
– Кто тебя научил этой песне?
Девочка «посмотрела» на Веру своими глазами с бирюзовыми роговицами без зрачков, и от этого взгляда Вере стало не по себе.
– Я ее услышала во сне.
– Во сне? И что, сразу так запомнила?
Инга кивнула.
– Это что, новая Поэма Поэм? Главная песня диггеров, наподобие той, которая предсказывала приход Присланного?
– Не знаю… Зоя слышала эту песню и сказала, что эта песня – истинное пророчество, только в ней не хватает последнего куплета. Когда придет время и песня будет дописана, мы понесем ее народам Муоса…
– Зоя одобрила песню? И теперь все диггеры поют ее?
– Ты сама это слышала, Стрела. И ты чувствуешь, что все это – правда. И тебе страшно – я это вижу.
Было тяжело смотреть в эти глаза без зрачков, которые, казалось, действительно видели Веру насквозь. Сглотнув слюну, Вера спросила дрожащим голосом:
– А что еще ты «видишь»?
Она попыталась вложить в слово «видишь» насмешку, но вопрос получился каким-то надорванным.
– Я вижу на тебе много крови. Очень много крови. Которую ты уже пролила и еще прольешь. Но у тебя есть шанс остановиться. У всех есть шанс остановиться. Нет, исправить то, что ты натворила и еще натворишь, нельзя. Можно просто делать хоть что-то…
– Я знаю, что мне делать. Ты мне лучше скажи, кто такой «Идущий-По-Муосу», о котором ты пела?
– Я не знаю, кто это. Так пелось в моем сне.
Вере стало легче. Конечно, это просто прекрасное исполнение ночного кошмара несчастной, обиженной природой девочки, который возвела в предсказание самозваная пророчица Зоя. «Идущий-По-Муосу» – всего лишь игра слов, простое совпадение с тем, с чем пришлось столкнуться Вере, или даже с тем, что «выдумал» ее уставший мозг. А страшные «пророчества» – еще одна уловка диггеров, чтобы сломить волю живущих в Муосе и достигнуть господства. И ведь у них это получается – некоторые слабонервные ополченцы до сих пор рыдают.
8
Инга больше не пела. Но и без того ее пение надорвало решительность засевших в Ментопитомнике республиканцев. Только и было разговоров, что про конец света, который пророчили диггеры. Командир запретил эти разговоры. Но только когда несколько самых недоходчивых ополченцев выплюнули на пол по паре зубов после командирских зуботычин, некое подобие дисциплины восстановилось. Только подобие дисциплины, потому что ополченцы по-прежнему между собой о чем-то перешептывались, с неприязнью поглядывая на армейцев и убров. А Командир как-то раз процедил Вере:
– Что, послушали песенку? Довольна?
Вера чувствовала дикую неприязнь к ней Командира и такие же чувства испытывала к нему. Но они оба понимали, что сейчас нужны друг другу, как никогда. Их шансы победить диггеров не так уж велики, а если не станет одного из них, победы их разношерстному отряду не видать вообще.
Возникшее напряжение в Ментопитомнике немного разрядилось благодаря Вере, случайно вмешавшейся в тихий разговор Сахи и Пахи. Они, думая, что их никто не слышит, беседовали на запретную тему конца света:
– Памятаеш, што маці пра пекла казала? Унізе яно, пад намі. Гэта возера вогненнае, у якім чэрці плескаюцца. Калі канец прыйдзе, Муос абваліцца ў пекла і ўсе тут
[16], – втолковывал брату свою мировоззренческую концепцию Паха.
Саха тихо, но настойчиво спорил:
– А я цябе кажу, што пекла знаходзіцца вакол Муоса. Навакол гарыць агонь такі, што за сто крокаў не падойдзеш. А Мінск з Муосам плаваюць па гэтым агні, як скварка на патэльне. І вось, гэтае кола вогненнае кожны дзень змыкаецца, скварка растае, і аднойчы яе не стане зусім.
[17]
– Да нет вокруг никакого огня, – не выдержав, вмешалась в разговор Вера.
– Я цябе казаў? – торжествующе заулыбался Паха. – Камандзір, скажы, я ж правы: пекла пад намі з возерам вогненым і з чэрцямі.
– Насчет чертей – не ручаюсь. Вернее, точно – их там нет. А вот озеро огненное… И да, и нет.
Оба брата насупили лбы, что, видимо, означало готовность к напряженному мыслительному процессу, они уставились на Веру, молчаливо требуя дальнейших объяснений. Не было сомнений, что они примут за абсолютную истину все, что бы им сейчас ни поведала Вера, и от этого она пришла в некоторое замешательство. Как им объяснить хотя бы толику того, что она знала сама? Кое-что вспомнив, она подхватила печеную картофелину из своего запаса. Не такая круглая, как хотелось бы, но все-таки. И так же, как когда-то давно Вячеслав Максимович на первом занятии по вневедению, она принялась объяснять:
