– На втором уровне полторы тысячи баб живут в коридорах, наскоро переоборудованных в хостелы, – менторским тоном произнес капитан. – У них нет даже такого кабинета, как у тебя. Поэтому им запрещено залетать. Так же как тебе и всем остальным. Потому что не до детей, селить некуда даже тех людей, кто допустил ошибку и родился лет двадцать-тридцать назад. Переход на экономию медицинских запасов не решит проблему перенаселения. Администрация утверждает, что при наличии стройматериалов можно обеспечить всех отдельным жильем. И даже с заделом на будущее.
– Но вы же сказали, что их нигде нет, – не поняла девушка.
– Нет, – подтвердил здоровяк. – Поэтому администрация объявила конкурс на лучшее воспоминание из прошлой жизни. Весь бункер наперегонки соревнуется в том, кто вспомнит местоположение шопинг-центра погламурнее. Ты что, не в курсе?
– Светлана что-то говорила на эту тему, – запоздало вспомнила Ингеборга. – Я не обратила внимания, не до этого. Очередь из пациентов не заканчивается, люди по два дня стоят, и это очень хорошо, потому что раньше стояли по шесть! Если бы не беговая дорожка, я бы давно умерла от тоски… – Она встрепенулась: – То есть вы собираетесь проводить раскопки шопинг-центров? Но разве от них могло что-нибудь остаться?
– Кроме горелого мусора? – Порфирьев устало ухмыльнулся. – Вряд ли. Все современные здания строились в полной уверенности в том, что ядерной войны быть не может. Там даже в подвальных этажах высокие потолки и обширные площади. Все сложилось, как карточный домик, при первых же взрывах. Даже просто их найти шансов очень мало. Копать придется глубоко, а что там внутри не раздавило и не выгорело – не понятно. У нас нет техники для рытья больших котлованов, раскопки будут долгими и тяжелыми. Поэтому возиться с фигней не имеет смысла. Если уж рыть под буранами и радиацией, так хоть на местах каких-нибудь серьезных складов или оптовых баз. Но никто ничего толкового пока не вспомнил. Тут работяг почти нет, одни сетевые интеллигенты да представители сферы услуг, никто пока не смог вспомнить ни одного склада с листовым металлом. Так что искать и копать придется наудачу. Вот когда придется облучаться по самое «покойся с миром».
– А если бы вы знали точные координаты, облучения было бы меньше? – Ингеборга напряженно ждала ответа, обдумывая слова Порфирьева.
– Конечно, – произнес капитан. – Чем меньше безрезультатных раскопок, тем меньше бессмысленного облучения. Самое тяжелое – это найти правильное место, в котором действительно есть шансы откопать что-то полезное, а не просто рыться в радиоактивных обломках и в итоге получить единственную уцелевшую коробку с разноцветными ремешками для коммуникаторов и тяжелое облучение в придачу. Если удастся найти настоящий склад, надо будет отработать к нему безопасный маршрут. Дальше станет проще.
– Проще? – не поняла девушка. – Но что изменится? Радиация никуда не денется!
– Время на облучение сократится. Гусеничную технику нужно будет провести к месту раскопок всего один раз. Она будет находиться там до окончания раскопок. Там, на месте, надо выкопать блиндаж, в нем развернуть базу – вот и стационарное место отдыха, которому не страшны ураганы. Если Мозг со своими справятся с автопилотированием, то перевозящая людей и грузы техника сможет идти по маршруту сама, не завися от видимости, на высокой скорости. Мы сможем организовать там работы посменно, вовремя завозить и вывозить людей без интоксикаций и передозировок. Сто процентов – там, на месте, возникнет целая куча проблем, но все можно решить, если склад окажется настоящим, а люди и техника не будут гибнуть в пустошах из-за неумения найти дорогу туда-обратно. Пока все это не решится, мне придется ходить во все экспедиции. При наличии настоящего склада и автопилота рулить раскопками и возить людей сможет любой из наших.
Порфирьев невесело вздохнул и добавил:
– И тут кроется вторая главная беда: в идеале раскопки нужно проводить относительно недалеко от Центра, чтобы смене хватило времени и на рытье, и на дорогу туда-обратно. Потому что если придется ездить с интоксикациями, то от экспедиций в Росрезерв это ничем отличаться не будет. Надолго в таком режиме здоровья не хватит, и все перемрут как мухи. Так что копать надо где-то относительно недалеко, не дальше ста километров. Это расстояние надо проходить не больше чем за два часа с учетом буранов. Тогда на раскопки останется еще три. За меньшее время мы никогда ничего не раскопаем, бураны будут заносить снегом больше, чем мы успеем разрыть.
Капитан поморщился:
– Но пока никто не вспомнил ни одного подходящего места. Все слишком далеко или бесполезно. Ближайшая точка, которую Мозг считает подающей надежды, находится на окраине Нижнего. До нее сотня километров по прямой, под буранами за два часа можно не пройти. Придется пережидать интоксикацию… И лезть в город опасно. Там полно подземных коммуникаций, запросто можно рухнуть куда-нибудь и до свидания. Пиджак рассказывал, что у них вездеход провалился в пустоты, когда колонна шла через город. Два десятка человек погибло. Я бы не стал соваться в город на тяжелой технике. Но другие точки еще более нелепы.
Порфирьев умолк, и несколько минут Ингеборга размышляла, продумывая тактику своих дальнейших действий. У нее появился шанс добиться своего, но как сделать, чтобы эта победа не стоила ей самого дорогого… Большой уродливый злой мир рано или поздно сожрет крохотную добрую капельку маленького совершенного мира просто из завистливой ненависти, а уж ради собственного выживания – не будет колебаться ни секунды. Но отныне ее мир пусть и маленький, но уже не добрый. Он отрастил клыки и будет сражаться за свое существование до последнего! Тщательно все обдумав, она произнесла:
– У меня есть карта подземных складов поблизости с полезными материалами.
Услышав такое, Порфирьев аж глаза открыл. Капитан уставился на нее хмурым взглядом и прорычал, не скрывая недоверия:
– Да? Откуда?
– Ее папа составлял, – Ингеборга грустно улыбнулась. – Это была часть его хобби выживальщика. Он говорил, что в случае всемирного апокалипсиса нам придется прожить в нашем бункере много лет. Крохотное самодельное убежище на такое не рассчитано, его автономность невелика, но сможем жить в нем долго, если сумеем найти все нужное на поверхности. Надо только добраться до развалин складов, отыскать там необходимые вещи и принести в бункер. Отец рассуждал так же, как вы: после мировой катастрофы перемещаться по поверхности, скорее всего, будет очень тяжело и опасно, поэтому все предназначенные для поисков места должны находиться в радиусе не далее десяти километров от убежища. Чтобы пешком можно было дойти за два часа и вернуться максимум за три, потому что обратно придется тащить на себе груз и идти будешь медленнее. Тогда на то, чтобы копаться в развалинах, остается минимум два с половиной часа. Поэтому они с мамой время от времени ездили по округе и выясняли, что где находится. Я ездила с ними несколько раз. Помню, мы были в Железнодорожном, это маленький городок в десяти километрах от нашего коттеджного поселка. Там был какой-то крупный склад рядом с железнодорожной станцией. Мы попали туда под видом не то оптовых покупателей, не то потенциальных арендаторов, точно уже не помню. Папа тогда говорил, что наземная часть складов может оказаться разрушенной, поэтому обращать внимание нужно на подземную часть. Я помню, как он указывал мне на низкие потолки и массивные своды с поддерживающими колоннами. Говорил, что это хорошо, потому что увеличивает надежность конструкции. Это отчетливо запомнилось потому, что рядом стоял представитель арендодателя и сетовал как раз на опорные колонны. Жаловался, что склад морально устарел и не пользуется спросом у клиентов.
