– Если Сигизмунд с большой ратью не подойдет, то возьмет.
– Я вот, Андрей, одного не разумею. Что с посадскими будет? Замок всех не вместит. На стены мастеровых да купцов с работниками ставить – гнилое дело. Но какое-то время можем и продержаться, особенно если Сигизмунд рать к городу подведет. Провизии из тайных схронов вполне хватит. А там не только она. По слухам, в них есть и оружие, и порох, и ядра.
Кузнец недоуменно посмотрел на Коваля и спросил:
– О каких схронах ты речь ведешь, Никола?
– А разве нет таких? Я на Посаде от многих слышал, что схроны эти рядом с городом под землей. Да и сам провизию туда отправлял.
– Да? – Кузнец погладил бороду. – А я о них впервые слышу.
– А кто-то говорил мне, что вход в один из них то ли на твоем, то ли на соседнем подворье.
– Это кто же такое сказать мог?
– Сейчас не вспомню. Значит, это все пустое?
– Давай обойдем подворье. Ты сам увидишь, что тут и большой погреб не выроешь. Места нет. Какой может быть ход, да еще скрытый? Глупости все это. Но народ у нас и не такое придумает.
– А я думал, что у нас действительно есть запасы провизии.
– Запасы-то, может, и есть, но не для нас они, Никола, а для тех вельмож, которые вон там жируют. – Кузнец указал на Замок.
– Нет, ну и ладно. Честно говоря, я не особо и верил в эти слухи.
– Пойдем в дом, вина выпьем.
– Ты извиняй, Андрей, не до того мне сейчас. Скажи лучше, у тебя на продажу что-нибудь есть?
– Все, что было, отдал польским купцам. Иначе поступить я не мог. Их ведь послал ко мне сам Голубицкий. А сейчас только копья, да и те продать не могу.
– Не знаешь, у Ботолы есть что?
– У Ивана? Думаю, нет. Он, как и я, все, что у него было, продал тем же полякам из Замка. Но ты зайди к нему. У него вчера изрядный шум был. С супружницей ругался шибко. Нынче с утра они тоже скандалили. Что-то в их жизни разладилось.
Коваль вздохнул и произнес:
– Думаю, все от того, что народ перепуган. Русская рать все ближе. Никто не знает, что вскоре будет. Подойдут ли поляки с литовцами, начнет ли Царь Иван рушить город пушками, не пустит ли на Посад своих служилых татар. От тех большой беды ждать можно. Посему и шумят люди по поводу и без такового.
– Согласен, – сказал кузнец. – Но ты уж извиняй, Никола. Мне работать надо. Сегодня и в темноте придется ковать. Хорошо еще, что работник Василь помогает. Вовремя я обучил его ремеслу. А мне хоть лемеха раздувать, и то великая поддержка.
– Ладно, Андрей, не буду мешать, поеду. Мне надо еще к ремесленникам Верхнего Замка наведаться. Я у посадских ворот стражника спрашивал, пустят ли нас туда. Он сказал, что покуда еще можно сюда проехать. Только так ли это?
– Сегодня люди ездят и ходят наверх и вниз, – подтвердил слова стражника кузнец.
– Ну и хорошо. Бог тебе в помощь, Андрей.
– Благодарствую. Нет, вина я все же выпью, чего-то тоскливо на душе.
– Это дело твое.
Савельев с Ковалем вышли на улицу.
Купец взглянул на Дмитрия и осведомился:
– Ну и что ты об этом скажешь, князь?
– Витейский подбросил Дравесу неправильный чертеж. Что это значит?
Коваль побледнел и спросил:
– А не ведают ли в замке о твоей дружине, Дмитрий Владимирович?
– Да я уже не знаю, что и думать. О дружине моей, тем более о ее задаче знали только надежные люди.
– Тогда для чего этот обманный чертеж?
– Может, Довойна дал команду подготовить его, дабы потом передать через перебежчиков в русскую рать? Полоцкий воевода должен крепко оберегать эти склады. Он надеется, что они помогут ему продержаться до подхода королевской рати. Посему Довойна делает все возможное, чтобы русский Царь не узнал, где они находятся и как их захватить. Такую бумажку получил Витейский. Остальное известно. Хуже всего, что мы так и топчемся на месте, ничего не делаем, а войска Царя уже совсем скоро подойдут к крепости.
– И как же нам быть? – Коваль находился в полной растерянности.
– Искать, – ответил Савельев. – Едем к тому сапожнику, ненавидящему поляков. Мне придется открыться ему. Иначе не удастся сделать то, что я задумал.
– А что ты задумал?
– Тебе это знать не обязательно. Ты не обижайся, Николай Григорьев сын, дело слишком серьезное.
– Эх, князь, как бы тебе не оказаться в руках пыточных дел мастеров воеводы Довойны.
– Все мы в руках Божьих. Как Господь порешит, так и будет. От судьбы еще никому уходить не удавалось. Едем, а то даже в тулупе холодно. Мороз нынче знатный.
– Что ж, едем.
В Верхний Замок воевода и купец попали на удивление легко. Здесь пока еще ничего не изменилось. Стража несла службу по-прежнему, иногда досматривала людей, проезжавших и проходивших туда.
У изгороди крохотного подворья сани остановились. Оставить их здесь было нельзя, иначе на узкой улочке образовался бы затор. Посему Коваль попросил хозяина дома сапожника Егора Тукина открыть ворота. Тот сделал это. Лошадь и сани кое-как уместились во дворе.
Тукин с подозрением посмотрел на Савельева и спросил купца:
– А это кто, Николай?
– Для всех – мой новый работник.
Сапожник удивился.
– Для всех? Что сие означает?
– А то, что это не работник, а самый настоящий русский князь, присланный сюда из Москвы.
От изумления Тукин открыл рот и не сразу смог промямлить:
– Да ты что?
Дмитрий улыбнулся и сказал:
– Может, в дом пройдем, Егор? Там сподручнее разговаривать будет?
– Да-да, конечно, – засуетился сбитый с толку сапожник.
Они прошли в небольшую комнату, присели на скамейки, стоявшие у стола.
Сапожник позвал сына.
Тот тут же пришел.
– Да, батюшка?
– Принеси-ка нам хлебного вина, чарки и курицу, которая осталась с завтрака.
– Сейчас. – Петька быстро все принес и удалился.
Тукин смущенно посмотрел на Савельева.
– Значит, князь московский?
Дмитрий достал царскую грамоту, на сей раз захваченную с собой.
Пришлось сапожнику с разрешения высокого гостя опять звать сына. Сам он читал плохо.
Когда Петька прочитал документ и ушел, Тукин улыбнулся и заявил:
– Вот никогда не подумал бы, что буду привечать в своей скромной лачуге самого настоящего русского князя.
Коваль добавил:
