Ротмистр взглянул на Витейского и спросил:
– Как думаешь, Тадеуш, не посадить ли нам уже сейчас в ходы своих людей? По десятку в каждый, за распределительным складом?
– Не получится, пан ротмистр.
– Почему?
– Ходы за распределительным складом свободны всего лишь саженей на двадцать. Спрятаться там негде. Дальше все сверху донизу забито провизией. А в ход, идущий от дворца, в последние дни завезли столько пороху, что можно взорвать не только подземелье, но и весь дворец.
– Я же приказывал вывозить порох в арсенал!
– А вот пан Довойна запретил.
– Но оборона крепости на мне!
– Так мы еще не начали обороняться. Я сказал об этом Довойне. Он ответил, что твое дело – командовать ратниками и ополчением. Хозяйственные дела, в том числе и по схронам, остаются в его ведении. Он не намерен передавать их тебе.
– Идиот!
Хорунжий Витейский глумливо усмехнулся и заявил:
– Весьма точно определение.
– Все, прекратили! – заявил ротмистр. – Гонец, отправленный к Радзивиллу, не вернулся?
– Это десятник Збигнев Долинский. Я видел его недавно, – ответил Бедейчик.
– Где?
– Здесь, во дворце.
– Почему я узнаю об этом только сейчас?
– Он же должен был сам прийти с докладом.
Витейский опять усмехнулся и заявил:
– Он приходил к идиоту Довойне и докладывал ему о результатах переговоров с гетманом.
– Но это уже не хозяйственные дела.
– Значит, и десятник глупец.
– Прекратить пустословие! – Ротмистр перевел взгляд на Качека и приказал: – Герек, немедленно найди этого Долинского и приведи сюда!
– Слушаюсь, пан ротмистр! – Качек вышел из комнаты.
– А не захватить ли нам русского воеводу и всю эту особую дружину, пока она расслабляется на починке, а Царь Иван только подводит рать? – предложил Витейский.
Ротмистр отрицательно покачал головой и спросил:
– Тадеуш, ты не пил сегодня?
– Ты же запретил.
– Тогда почему глупость предлагаешь? Я вовсе не хотел тебя обидеть, но скажи, как далеко от Соляного ручья до Полоцка?
– Пять верст.
– Ты уверен, что русские передовые полки будут ждать подхода основной рати? Они не пойдут к стенам Посадов без нее?
– Нет, не уверен.
– Если так случится, то что станет с сотней, которую мы пошлем на захват особой дружины? Вывести ее на починок – все одно, что на верную смерть отправить.
– Да, я понял. Это действительно глупое предложение.
– Рад, что ты уразумел это. Брать особую дружину будем в подземелье. Это решено и более не обсуждается.
Явился Качек. Вместе с ним был довольно молодой ратник, десятник Збигнев Долинский.
Он поклонился и сказал:
– Доброго здравия, пан ротмистр!
Голубицкий не ответил на приветствие, сразу спросил:
– Тебе известно, что оборона Полоцка поручена мне?
– Известно, пан ротмистр.
– Так какого черта я не знал о твоем возвращении?
– Но наш воевода наказывал докладывать ему. Я только здесь узнал, что обороной города теперь руководите вы, пан ротмистр. Воевода Довойна не говорил мне об этом.
Голубицкий сменил тон:
– Ладно, ты здесь ни при чем. Что ответил Николай Радзивилл на нашу просьбу?
– Гетман заявил, что пойдет от Минска к Полоцку. Но войско у него слабое, до четырех тысяч ратников и порядка двадцати полевых пушек. Против армии Ивана Грозного это ничто. У русских один полк насчитывает столько же воинов. Однако гетман запросил поддержки у Кракова, выслал туда гонцов. Радзивилл в ближайшее время выступит к Полоцку с целью отвлечения русских. Он надеется, что сюда успеют подойти крупные силы из Польши.
– Когда он собирается выступить?
– В ближайшее время. Так сказал гетман.
– Хорошо и то, что он согласился отвлечь русских. У нас рать еще меньше. Это все?
– Нет. Радзивилл просил пустить по городу слух о том, что от Минска идет большая рать. Это позволит нам выиграть хоть какое-то время. Царь Иван вынужден будет выставить против литовцев хотя бы один полк с пушками. Это не даст ему полностью окружить город.
Голубицкий с досадой махнул рукой и проговорил:
– Слухи-то мы пустим, конечно. Да вот только они нисколько не помешают Царю Ивану выслать навстречу Радзивиллу и не один полк. Сил у него более чем достаточно. Мы никак не сможем помешать ему плотно окружить Полоцк. Ты извини меня, десятник, за резкость. В этом виноват воевода. Он паникует, демонстрирует свою слабость. Нам надо готовиться к сражению. Теперь все войска, находящиеся в Полоцке, подчинены только мне. Запомни мои слова и другим передай! Впрочем, завтра я направлю в войска приказ об этом. Ступай, отдыхай!
– Слушаюсь!
Когда десятник вышел, Голубицкий ударил кулаком по столу и проговорил:
– Ну и что, ясновельможный пан Радзивилл? Где твое хваленое войско? Оказалось, что ты имеешь такие же силы, как и мы. А сколько гонору было в твоих речах перед походом русского Царя на Полоцк! Мол, русским никогда не взять крепость, польско-литовская рать совместно с гарнизоном города нанесет врагу сокрушительное поражение. Царю Ивану придется не только бежать от Полоцка, но и убрать войска из крепостей и земель, уже захваченных им. Что из этого вышло? Где могучее польско-литовское войско? Четыре тысячи человек и двадцать полевых пушек! Это против армии в сорок тысяч человек, если не больше. Надо добавить сюда еще двадцать тысяч обозного люда, который тоже можно бросить в бой. Но время у нас еще есть, а с захватом особой дружины его будет больше. Это поможет нам сохранить свои жизни, обменять их на жизнь ратников этой проклятой дружины. А полочане? Если на них плевать Сигизмунду, то уж нам – тем более.
С такими вот мыслями ротмистр и ушел в свои покои.
Ночью со двора полоцкого сапожника Тукина вышли два человека в одежде польских ратников. Егор когда-то получил ее в оплату за пошитые сапоги. Если бы он не взял эти тряпки, то вообще остался бы ни с чем. Тукин хотел было выбросить одежду ненавистных поляков, но оставил на всякий случай. Оказалось, поступил верно. Вот теперь-то она и пригодилась.
Ратники вышли к воеводскому дворцу совершенно спокойно, не скрываясь. Оттого и стража не обратила на них внимания. Мало ли по какой нужде они тут бродят. Может, до девок подались или за вином. То и другое в Замке добыть не сложно.
Невдалеке от подворья хорунжего Витейского воины остановились, огляделись и юркнули в проулок. Это были князь Савельев и Осип Горбун, державший у груди свое излюбленное и страшное оружие – шестопер. Еще при нем была сума с факелами и кресалом.
