– Да, покуда держать схроны будем вчетвером. Но князь Крылов пришлет нам поддержку, как только пушечный наряд начнет обстрел стен Посада и Замка, – сказал Савельев. Надо устроить в них бреши, чтобы наши воины и дружина десятника Васильева, а коли потребуется, то и большие силы, смогли прорваться в замок, зайти во все ходы и оказаться в тылу поляков, которые пойдут на нас. Как долго нам придется сражаться малым числом, я не знаю, но скажу прямо, что мы должны будем продержаться до подхода подмоги.
Горбун прекратил обгрызать сломанный ноготь и спокойно проговорил:
– Если надо, то продержимся. Нам не впервой.
Влас с искренним восхищением посмотрел на Горбуна. Вот это настоящий воин! Ему все нипочем. Прикажут, один пойдет на врага, да и ходил уже не раз.
Воинам казалось, что они говорили совсем не долго, но успел вернуться сапожник. Сын сказал ему, где находятся гости. Он зашел в баню, сел на лавку.
– Что ты узнал, Егор? – спросил Савельев.
– Голубицкий со своими помощниками сейчас на Посаде и будет там, пока остается возможность удержать его. Только если русские сомнут оборону ополчения, он вместе с береговым нарядом вернется в Замок.
– Кто рассказал тебе об этом?
Сапожник улыбнулся и ответил:
– Пан Станислав Довойна!
Ратники переглянулись.
– Сам воевода Полоцкий? Тебе? – уточнил Дмитрий.
– Ну, не мне, конечно. Просто повезло. Я подошел к дворцовым стражникам, которых давно и хорошо знаю, стал с ними говорить. Тут ветер поднялся, отошли мы к стене дворца. А мимо воевода Довойна с Яном Глебовичем идут и беседуют между собой, на других внимания не обращая, прячась от ветра. То, что сказал, я узнал как раз из их разговора. Они ушли на подворье епископа Арсения. А я подался сюда. Извиняй, князь, что нарушил твой приказ, заглянул к Витейскому. Вернее сказать, подходил к его подворью. Там только один ратник у ворот, больше никого нет. В доме темно, повсюду тихо.
– Был бы ты в моей дружине, выгнал бы я тебя из нее к чертовой матери! – воскликнул Савельев.
– Но я не в твоей дружине. Может, и вести пустые принес?
– За вести моя тебе благодарность, а за самоуправство – нагоняй!
– Это значит, что ты признаешь меня воином дружины, пусть и временным.
– Это ничего не значит!
Сапожник раскинул ворот рубахи под кафтаном и заявил:
– Прошу, князь, возьми с собой. Слишком мало вас, чтобы держать оборону в подземелье. Лишним не буду. А у меня лук припрятан и два десятка стрел.
Дрога, являвшийся лучником в дружине, поинтересовался:
– И где же ты взял его?
– У ополченцев. Им как-то выдавали без разбору, а жизнь у них не сладкая, сам видишь. Некоторые бедолаги тут же продавали оружие. Тогда многие и на Посаде, и в Замке запаслись луками. Довойна потом понял, что глупость сотворил, наказал все их сдать. Кто-то так и сделал, опасаясь сурового наказания, а вот я при себе оставил.
– Подумаю, – сказал Савельев.
– Вот это уже другое дело! – обрадовался сапожник.
Горбун взглянул на него и сказал:
– Чему радуешься, Егор? Может, мы на верную смерть идем?
– Может, и так, Осип, но я должен отомстить за жену и дочь. Если не собаке Витейскому, то тем полякам, которые у него в услужении. А потом хоть на плаху.
Осип кивнул.
– Достойный ответ. Я бы пошел в бой вместе с Егором.
– Сказал же, подумаю! – подвел итог разговору Савельев. – Сейчас ужин. Все мы изрядно проголодались. Потом отдых. Встаем, как только просветлеет. – Князь повернулся к Тукину: – Сегодня я выставлю охранение.
– Зачем, князь? Петька справится. Не смотри, что молод. Он шибко смышленый, не по годам разумный. Жизнь заставила моего сына стать взрослее своих годов.
– Ладно, пусть так.
Как рассвело, ратники особой дружны поднялись, привели себя в порядок, помолились, позавтракали и прошли в баню.
Тогда же ожил весь Замок. Послышались крики людей, команды воинских начальников, топот коней.
– Что еще за суета? – проговорил Савельев.
– Я узнаю, – вызвался Петька.
– Ну давай.
Сын Тукина выскользнул на улицу и побежал к воеводскому дворцу.
Там метались ратники. Один тащил лестницу, другой – бочонок с порохом. По улице прогрохотала телега с ядрами.
В стороне, у старого дуба, стоял товарищ Тукина-младшего, Евсей Багорда, сын ювелирных дел мастера.
Петька бросился к нему.
– Чего тут, Евсей?
– Худо дело, Петька. К городу вышла вся русская рать. Сейчас она окружает Полоцк.
– Откуда ты узнал?
– Так у меня дядька в ополчении служит. Он старший при пушке, которая стоит на углу стены, смотрящей на Заполотский Посад. Еще темно было, когда за ним прибежали. Так мне говорила его жена Катерина. Она сразу к отцу моему подалась вместе с дитем малым. У нас погреб глубокий, крепкий, там от ядер укрыться можно, и запас какой-то еды имеется.
– Вот бы поглядеть на русскую рать.
– Да, я тоже хотел бы. Когда еще такое увидишь, если вообще после этой осады в живых останешься!
– Останешься. Как бы на стену подняться?
– Это невозможно.
– А к твоему дядьке пробраться никак нельзя?
– Он серчать будет.
– Но не сбросит же нас со стены.
Евсей почесал за ухом. Ему самому не терпелось посмотреть, что делается там, за крепостной стеной.
– Ладно, побежали. Прогонит, уйдем, но хоть немного посмотрим на русских.
Парни побежали к западной части Замка. Повсюду царила суета. На мальчишек никто не обращал внимания. Городская знать во главе с воеводой Станиславом Довойной собралась в башне, стоявшей на восточной стене Великого посада.
Евсей и Петька поднялись в большой сруб, где было три бойницы. Одна из них большая, в левой стене. Там пушка, рядом порох, куча ядер, длинная толстая палка, обмотанная на конце тряпьем. Две бойницы поменьше.
У одной из них стоял дядька Евсея, пушкарь Семен Багорда.
– Евсей, ты чего заявился сюда, да еще с товарищем? Кто это? – спросил он.
– Да сын сапожника Тукина, Петька.
– Ага. Уходите отсель, тут вам не игрушки!
– Дядька Семен, дозволь на русских посмотреть?
– Зачем вам?
– Любопытно.
– Надо же, любопытно им. Ладно, смотрите, только недолго. Потом домой, в подвалы. Если не сегодня, то завтра русские точно стрелять из пушек по городу будут.
