Но даже и без «Морского льва» Британия подвергалась ожесточенным атакам. Ее атаковали огромные силы геринговских люфтваффе, 12 августа начавшие битву за Британию. В ночь с 24 на 25 августа первые бомбы упали на центральную часть Лондона. Гитлер истерически орал по радио: «Наступит час, когда кто-то из нас рухнет, и это будет не национал-социалистическая Германия». Во второй половине дня 7 сентября начались интенсивные бомбардировки Лондона. Геринг заверил всех, что «они будут продолжаться круглые сутки, пока Королевские ВВС не уничтожат себя в безуспешных попытках остановить нас и пока люди не будут окончательно сломлены».
Но Геринг, понимавший обстановку куда лучше, лишь бодрился. Несмотря на свою хваленую разведслужбу люфтваффе, он и понятия не имел, чем располагали британцы и как они эту технику использовали. Он пытался выведать это у шефа абвера Канариса и шефа собственной разведслужбы люфтваффе, но все, что ему удалось узнать, были данные, хитро подсунутые британцами в ходе радиоигр.
Вследствие неосведомленности гитлеровские генералы спорили и издавали противоречивые приказы для проведения воздушных операций. В первых числах сентября Ганс Шперле доказывал, что Королевские ВВС до сих пор располагают 1000 истребителей. Альберт Кессельринг утверждал, что у них вообще почти ничего не осталось. Беппо Шмидт в качестве максимального количества называл цифру в 350 машин — «Харрикейнов» и «Спитфайров».
Все были не правы. На самом деле британцы имели 650 истребителей.
В ходе всей битвы за Британию немцам недобрую службу сослужили недостоверные разведданные. «Это было сражение случая и силы с наукой и мастерством, — писал Честер Уилмот. — У немцев не было недостатка в бесстрашии, но у них не было необходимой уверенности, поскольку немцы считали себя в сравнении с противником слепыми, глухими и немыми».
Британцы забрасывали немцев противоречивой информацией, то утверждая, что положение в Англии из рук вон плохое и что боевой дух англичан вот-вот будет сломлен окончательно, то убеждая, что причиненный ущерб малозначителен, а боевой дух высок, как никогда.
Источники дезинформации были разбросаны по всему миру. Британский агент в Вашингтоне передал германскому военному атташе генералу Бёттихеру сведения о том, что Лондон якобы на грани коллапса, что там не работает транспорт, царит голод, ширятся эпидемии. Германский посланник в Лиссабоне докладывал диаметрально противоположное, утверждая, что получил информацию от известного португальского банкира, только что вернувшегося из Лондона (который, кстати, в действительности работал и на британцев). Германский военный атташе в Софии подтвердил информацию Бёттихера, а его коллега в Рио-де-Жанейро представил сведения, во многом схожие с информацией германского посланника в Лиссабоне.
Германская разведка пыталась выудить сведения у разведслужб нейтральных государств. Англичане, предвидя это, использовали помощь своих друзей-дипломатов. Герцог Альба, испанский посол в Англии, и шведский посланник тоже участвовали в этой игре, направляя противоречивые сведения министерствам иностранных дел своих стран, откуда немцы получали нужные сведения.
Британцы получили однажды помощь от совершенно неожиданного источника. Венгерский военный атташе в Лондоне не скрывал симпатий к нацистам и был одним из весьма надежных источников, которые немцы все еще имели в Англии. В мансарде своего дома на улице Гросвенор-Плейс он тайно развернул радиостанцию и через нее передавал в венгерский Генштаб добытую разведывательную информацию. Германский агент в Будапеште пересылал полученное в Берлин.
Однако военный атташе Венгрии в Стокгольме был в таких же доверительных отношениях с британцами, как его коллега с нацистами. Стокгольмский атташе сообщил англичанам об упомянутой секретной радиостанции в Лондоне, британцы завладели ею и продолжали на ней работать, преследуя уже свои цели.
Ставки были высоки, надежных сведений немного, и 17 сентября в разгар битвы за Британию Геринг лично совершил вылет на самолете проверить с воздуха, что недоговаривали ему наземные агенты. Выяснил он, правда, не очень многое.
Но рейхсмаршал решил разыграть еще одного туза. В весенние месяцы 1940 года в радиоперехватах и захваченных немецких документах стало часто появляться непонятное немецкое словечко «Knickebein». По-английски оно звучало чистейшей белибердой, а вот по-немецки означало весьма церемонный ритуал, а именно — «реверанс». Строили догадки о том, что это слово имеет отношение к радиоэлектронному оборудованию, с помощью которого самолеты люфтваффе наводились на цели в Британии. В этих целях немцы в некоторых районах Европейского континента возвели специальные радиомаяки. Используя направленные радиоволны, пилоты люфтваффе выходили на желаемый курс, рассчитываемый по углам между двумя радиосигналами.
Впоследствии англичане воспрепятствовали немецким радиомаякам с помощью системы электронных помех — «микон». «Микон» принимал сигнал немцев, искажал его и возвращал уже под другим углом. Результаты были вполне удовлетворительные. «Микон» нещадно сбивал с курса немецкие самолеты. Однажды даже один бомбардировщик люфтваффе, следовавший по курсу, проложенному измененным лучом, совершил посадку совершенно не там, где планировал. Пилот не сомневался, что приземлился во Франции. Каково же было его удивление, когда выяснилось, что он сел в Девоншире.
Британцы сознавали, что до бесконечности так продолжаться не может. Слово «кникебайн», решили они, должно быть кодовым названием агентурной сети, развернутой немцами в Англии, целью которой было обезвредить «микон». Планировалось, что агентура немцев создаст в английских городах секретные радиомаяки для наведения немецких самолетов. На выявление германской агентуры мобилизовали всю английскую контрразведку. Началась дикая охота за германскими шпионами и их радиомаяками. Но все впустую.
Что же все-таки означал этот «кникебайн»?
На этот вопрос ответили те, кого Черчилль называл «волшебниками войны». «Это тайная война, — писал он, — баталии которой разыгрываются вдали от людских глаз и к тому же даже сегодня требуют немалых знаний… Такой войны за всю историю еще не было. Ее терминология отнюдь не всегда понятна простым смертным. Но если мы не сумеем осмыслить ее и воспользоваться даруемыми ею чудесами… все наше бесстрашие, все принесенные людьми жертвы окажутся напрасными».
Черчилль загодя готовился к «войне волшебников». Назначив профессора Фредерика Линдемана из Оксфорда своим научным консультантом, он организовал при нем две группы ученых: одну для продвижения и стимулирования военно-научных исследований, вторую — для сбора максимума сведений о сходных тенденциях в исследованиях за пределами Великобритании, в особенности в Германии.
20 июня 1940 года предвидение Черчилля принесло обильные плоды. Линдеман явился к нему в кабинет и заявил: «Мы разгадали тайну под названием «Knickebein».
Ликование Черчилля обернулось шоком, когда Линдеман рассказал ему, что это означает. «Knickebein» было кодовым названием нового немецкого устройства, позволявшего бомбардировщикам атаковать независимо от времени суток и метеоусловий. Такой вывод сделал Ричард В. Джоунс, заместитель директора научного отдела разведки ВВС.
