— Я знаю это… — мрачно сказал граф Свянторжецкий.
Он начал понимать всю шаткость своего положения, если она будет продолжать в этом тоне. Наглость, с которою говорила с ним и глядела на него молодая девушка, положительно парализовала его волю.
— Если вы этого не сделаете, граф, — взволнованно между тем продолжала княжна Людмила Васильевна, — то это сделаю я… Я сегодня же вечером поеду к дяде и расскажу ему о вашем открытии, а завтра доложу об этом государыне.
Этого уже граф Свянторжецкий совершенно не ожидал.
— И это сделаете вы?.. — запальчиво воскликнул он.
— Ну, конечно, я, — смерила княжна его взглядом, — кому же еще сделать это, как не дочери покойной?
— Вы не дочь княгини Полторацкой.
— Что-о-о?! — встала княжна.
Граф тоже встал. Они несколько мгновений молча стояли друг против друга. Взгляды их черных глаз пересекались, как острия шпаг.
— Вы не дочь княгини Полторацкой… — повторил Иосиф Янович Свянторжецкий.
Молодая девушка отступила от него на несколько шагов и вдруг села на диван, около которого спускалась вышитая полоска сонетки, украшенной золотой кистью. Она откинулась на спинку дивана и правой рукой взялась за сонетку. Граф понял этот маневр.
— Подождите звонить… Я докажу вам, что… — заспешил он.
— Я и не звоню. Это так, на всякий случай… Я, напротив, с нетерпением ожидаю вашего объяснения.
Она глядела на него полунасмешливым, полунедоумевающим взглядом.
— Кто же я такая?
— Вы Татьяна Берестова.
— Татьяна Берестова… — медленно произнесла княжна, не сморгнув глазом. — Кто же сказал вам это?
— Мне сказал это ваш отец.
— Мой отец?!
— Да. Никита Берестов.
— Убийца?
— Убийца, которого вы были сообщницей.
— Мне, граф, следовало бы давно уже дернуть за эту сонетку, но я не из трусливых, тем более что я надеюсь, что ваша болезнь еще не дошла до буйства…
— Послушайте…
— Я слушаю, мне даже очень интересно. Ведь это точно сказка. Польский граф захватывает убийцу русской княгини и обнаруживает, что вместо оставшейся в живых княжны при дворе русской императрицы фигурирует дворовая девушка, сообщница убийцы своей барыни и барышни… Так, кажется?..
— Совершенно так.
— Но, что всего интереснее, так это то, что польский граф не сообщает тотчас же о своем важном открытии русским властям, а вступает в переговоры с сообщницей убийцы, самозваной княжной. Вы, граф, остроумный шутник и очень занимательный собеседник.
Княжна Людмила Васильевна совершенно непритворно весело расхохоталась.
— Я не шучу и не рассказываю сказки.
— Серьезно говорить то, что возбуждает смех в слушателях, — одно из достоинств рассказчика.
Граф нервно кусал себе усы и стоял перед княжной с горящим взглядом.
— Повторяю вам, я не шучу.
— Я это слышала… Что же дальше?
— Вы прекрасно владеете собой, видимо предупрежденная вашим сообщником, хотя вы отказываетесь, что видели его и принимали у себя.
— Кого это?
— Никиту Берестова… Вашего отца.
— Благодарю вас за такое родство, граф.
Он не слышал этого замечания и продолжал:
— Но можно доказать, что у вас бывал странник, который велел о себе доложить вам, что он не кровопивец, и вы с ним подолгу беседовали.
— Действительно, — отвечала молодая девушка, — ко мне приходил какой-то юродивый, и я ему помогала и слушала его болтовню и даже предсказания… Я очень люблю все необыденное… Доказательство налицо… Я слушаю вас, граф, а ваши речи очень малым, по отсутствию смысла, отличаются от речей этого юродивого.
— Княжна! — воскликнул граф.
— Вот и проговорились сами… Забыли, что только сейчас называли меня Татьяной Берестовой, — со смехом заметила молодая девушка.
— Я обмолвился.
— Когда?
— Конечно, сейчас.
— Это последовательно, по крайней мере.
— Этого-то странника, — продолжал граф Свянторжецкий, — я со своими людьми захватил у калитки вашего сада и он оказался Никитой, убийцей княгини и княжны Полторацких.
— Где же он находится?
— Я могу его найти всегда… Я приказал проследить, где он живет.
— Но зачем же вы его отпустили?
— Я хотел сперва переговорить с вами.
— О чем же говорить с сообщницей убийцы?..
— Я могу похоронить эту тайну… Никто, кроме меня, не будет знать об этом…
— Вот как… И ваша цена, граф? — с нескрываемым презрением спросила княжна.
— Вы сами.
Он было приблизился к ней.
— Отойдите, граф, или я позвоню.
— Вы раскаетесь…
— В чем?
— Я захвачу Никиту и отдам его в руки правосудия…
— Я сожалею только, что вы этого давно не сделали.
— Но тогда вы погибли.
— Вы наивны, граф, кто может поверить оговору убийцы княжны Полторацкой или вашему сумасшедшему бреду?
— У меня есть доказательства…
— Чего?
— Доказательства, что вы не княжна…
— Какие?
— Вы очень были похожи с покойной княжной, но случай сделал между вами некоторое различие… У вас на безымянном пальце правой руки искривлен ноготь, вы занозили руку, вам всего было десять лет, и у вас сделался ногтеед… С княжной этого не случалось…
Молодая девушка невольно вздрогнула при этих словах графа и побледнела, но моментально оправилась.
— Вы правы. Этот случай был с Таней, но вы ошибаетесь в дальнейшем; в следующую за тем летом, в которое случилось с ней это несчастье, осень занозила тот же палец и я. У меня тоже сошел ноготь и вырос несколько неправильным. Я тогда еще ребенком решила, что это меня наказал Бог за то, что я радовалась, что между мною и Таней есть какое-нибудь различие.
— Это сказка, быстро и умно придуманная.
Молодая девушка, уже, видимо, вполне оправившаяся от минутного смущения, сказала это совершенно хладнокровно.
— Так вы хотите, чтобы я начинал дело?
Она долго пристально молча смотрела на него, стоявшего, по ее желанию, в почтительном отдалении. Граф принял это за колебание. Сердце его усиленно билось.
«Он сдастся!» — мелькала в ее уме радостная надежда.
— Так неужели же вы думали, что я пойду с вами на эту позорную сделку?.. Вы ошиблись… Мне грустно только одно, что до такой низости дошли именно вы.
