В Перове великая княгиня заболела, и здесь она увидела доказательство того обязательного влияния на приближенных, которым природа столь щедро ее наградила. Враждебная ей Чеглокова, приставленная к ней Бестужевым, чтобы следить за каждым ее шагом, с самой нежной заботливостью стала ухаживать за великой княгиней во время ее болезни и с этих пор совершенно переменилась в своих к ней отношениях. Вскоре после этой болезни захворала вторично и государыня. Она приказала перенести себя в Москву, и весь двор шагом ехал за нею.
Новый припадок спазма не имел последствий, и вскоре Елизавета Петровна отправилась на богомолье к Троице. Она дала обет пройти пешком все шестьдесят верст и начала свое путешествие от Покровского дворца. Пройдя в день версты три или четыре, императрица возвращалась в Москву в карете. Иногда она в экипаже отправлялась далее, к тому месту, где приготовлена была стоянка. После отдыха она снова возвращалась в карете туда, где остановилась в своем пешеходстве, и отсюда снова продолжала свое шествие. Таким образом, поход этот занял почти все лето, тем более что иногда императрица по нескольку дней отдыхала в Москве и селах по дороге.
На время богомолья великий князь и великая княгиня переехали на троицкую дорогу и поселились в Раеве, именье Чеглоковых, близ Тайнинского. Государыня отправилась в Воскресенский монастырь. Граф Алексей Григорьевич сопутствовал ей, а также и некоторые из самых приближенных к ней лиц. Дорогой государыня останавливалась в принадлежащем Разумовскому селе Знаменском и там вечернее кушанье кушать изволила в ставках на лугу, подле Москвы-реки.
В это пребывание императрицы в Знаменском и произошло возвышение нового любимца, Ивана Ивановича Шувалова. Доказательством этого служило то, что он уговорил Разумовского уступить ему Знаменское, напоминавшее ему о начале его случая, а впоследствии подарил его сестре. Вряд ли Алексей Григорьевич уступил бы без особенных на то причин имение, подаренное ему в 1742 году государыней из собственных ее вотчин.
Как бы то ни было, но через месяц, накануне своих именин, которые она праздновала в Новом Иерусалиме, 4 сентября, императрица пожаловала своего камер-пажа в камер-юнкеры. Это было событие при дворе.
Все на ухо друг друга поздравляли с новым фаворитом. Возвышение Ивана Ивановича Шувалова, который еще камер-пажом обратил на себя внимание Екатерины своим прилежанием и любовью к чтению, исподволь было подготовлено его родственниками. Графиня Мавра Егоровна Шувалова, женщина умная, ловкая и дальновидная, пользовалась разными случаями, чтобы обратить на красавца пажа внимание государыни, и благодаря ей Иван Иванович получил сперва золотые часы, потом пожалован был камер-пажом, а наконец, и камер-юнкером. С необычайною хитростью Шувалов так устроил дело, что Бестужев и Апраксин просили государыню пожаловать Ивана Ивановича в камер-юнкеры, и граф Александр Иванович приезжал к ним нарочно, будто просить, чтобы они сделали одолжение и ее величеству в удобное время доложили. Нет сомнения, что Бестужев и Апраксин обратились к другу своему Разумовскому и что добродушный Алексей Григорьевич сам же просил о возвышении своего соперника.
С этих пор нанесен был первый удар могуществу Бестужева, и Алексей Григорьевич стал мало-помалу удаляться на второй план. Алексей Петрович уступил, однако, не без борьбы. Он решился заменить нового фаворита своим собственным созданием, которое было бы его орудием, а не подмогой для недругов. В самом деле, вскоре стали замечать при дворе, что роскошнее всех бывал одет на представлении актеров-кадетов, о которых мы упоминали, красивый юноша Никита Афанасьевич Бекетов. Ему было лет восемнадцать или девятнадцать, и он исполнял роли первых любовников. Потом и вне театра показались на нем и бриллиантовые перстни, и кольца, и часы, и кружево, и все самое лучшее. Наконец, он вышел из корпуса и, несомненно, вследствие настояния Бестужева, ненавидевший всякие интриги Алексей Григорьевич взял молодого Бекетова к себе в адъютанты, что давало тогда капитанский чин.
Придворные не замедлили вывести из этого свои заключения. Стали говорить, что, если граф Разумовский приблизил к себе Бекетова, это сделано с целью противопоставить его молодому камер-юнкеру Шувалову, так как бывший кадет обратил на себя особенное внимание государыни.
Придворные не ошиблись. Действительно, Бекетов был избран Бестужевым, чтобы отстранить Шувалова и его партию. Во всем этом деле явно была видна рука Бестужева. Он приставил к молодому и неопытному Бекетову другого адъютанта, состоявшего при графе Алексее Григорьевиче, Ивана Перфильевича Елагина, который в то же время служил и под его начальством в Коллегии иностранных дел. Жена Елагина — камер-фрау государыни доставляла Бекетову тонкое белье и кружева, а так как она не была богата, то ясно было, что деньги тратились не из ее кошелька.
Более года оба соперника жили при дворе. Бекетов был произведен в полковники, занял комнаты во дворце и, казалось, брал решительный перевес над Шуваловым. Положение же графа Алексея Григорьевича среди всей этой интриги для людей не посвященных во все тайны придворной жизни, казалось неизменившимся. Государыня зимой гостила по три дня, а иногда по шести дней у него в Гостилицах и праздновала, по обыкновению, в его доме день святого Алексея — человека Божия, причем в продолжение обеденного и вечернего столов была обычная пальба из пушек, итальянская музыка и иллюминация. Брат его был назначен гетманом.
Казалось, все было по-прежнему, да, в сущности, оно и было, потому что положение новых фаворитов государыни было очень далеко от положения ее «тайного супруга», каковым был Алексей Григорьевич Разумовский.
XXVIII
Жалованная грамота
Придворные жадно следили за соперничеством между двумя новыми фаворитами — Иваном Ивановичем Шуваловым и Никитой Афанасьевичем Бекетовым. С любопытством ждал исхода этой борьбы и вновь избранный гетман малороссийский, граф Кирилл Григорьевич Разумовский. Однако ему не довелось лично быть свидетелем окончания этого придворного эпизода.
Летом 1751 года, когда граф Кирилл был уже в Малороссии, Никита Афанасьевич Бекетов, любивший литературу и занимавшийся вместе с другом своим Елагиным писанием стихотворений, стал перекладывать стихи свои на музыку. Песни, им сочиненные, певали у него молоденькие придворные певчие. Некоторых из них Бекетов полюбил за их прекрасные голоса и в простоте душевной иногда гулял с ними по Петергофским садам.
Шуваловы поспешили ухватиться за это и стали мотивировать поведение Бекетова самым отвратительным образом. Но этого оказалось недостаточно. Злонамеренность сплетни была слишком явной.
Тогда, чтобы окончательно погубить молодого любимца государыни, граф Петр Иванович Шувалов вкрался в доверие неопытного Никиты Афанасьевича. Он то и дело восхвалял его красоту, чрезвычайную белизну лица и для сохранения постоянной свежести дал ему притиранье. Доверчивый Бекетов поспешил им воспользоваться, и все лицо его покрылось угрями и сыпью. Графиня Мавра Егоровна немедленно обратила на это внимание государыни и осторожно посоветовала удалить Бекетова как человека зазорного поведения. На этот раз удар был верен.
