— Вот как, ваше сиятельство, вы желаете получить меня в приданое. Вы делаете мне честь, будущая княгиня Луговая, избирая себе в горничные… Красивая девушка, хотя и видна холопская кровь… Для Петербурга это нужно… Посмотрим только, удастся ли вам это… — злобным шепотом говорила сама с собой Татьяна Берестова.
— Надо нынче повидать отца… — сквозь зубы продолжала она, — поведать ему радость семейства княжеского… Пусть позаботится обо мне, своей дочке…
Слово «отец» и «дочка» она произнесла со злобным ударением.
Княгиня и княжна между тем, обе успокоившиеся от охватившего их волнения, первая все же не ожидала такого скорого исполнения ее заветной мысли, а вторая первого признания любимого человека, мирно беседовали о завтрашнем визите князя и об открывающемся будущем для княжны.
— Увезет тебя молодой муж в Петербург…
— А ты, мама, разве не поедешь с нами?
— Куда мне на старости лет трясти себе такую даль кости…
— Мама… — умоляюще начала дочь.
— Может, когда устроитесь совсем, поднимусь да и приеду навестить, но чтобы совсем переселяться в этот Вавилон… Этого я не смогу… Я привыкла к своему дому, к своему месту…
— Мама, я возьму Таню…
— Таню… Зачем?
— Мне же будет нужна горничная… Я ей уже говорила.
— Что же она?
— Говорит, ваша барская воля.
— И только?
— Да, мне даже показалось, что она этому не рада.
— Мм… — произнесла княгиня.
— Вообще, она за последнее время стала какая-то странная…
— Замуж ее надо тоже выдать.
— Таню, замуж?.. За кого же?..
— За кого?.. За такого же дворового, как и она! — с невольной резкостью в тоне сказала княгиня. — Не графа же выбирать. Мало ли у меня холостых на дворне на нее заглядывается.
— Князь говорил, что она далеко не похожа так на меня… Он сказал, что это только кажущееся сходство… — вдруг заметила княжна.
— Конечно же… Для свежего человека это виднее… Мы так уже пригляделись к этой случайности…
— Он говорил, — продолжала княжна Людмила, — что все-таки в ней видна холопская кровь.
— Конечно, конечно… — подтвердила княгиня.
Из груди ее вырвался облегченный вздох. Надо заметить, что всегда, когда разговор между ею и дочерью касался Татьяны Берестовой, а это случалось почти каждый день, княгиня Васса Семеновна непрестанно боялась, что ее дочь задаст ей вопрос о причине такого необычайного сходства между ней, княжной, и ее дворовой девушкой. Хотя у княгини было приготовлено объяснение, но она все же думала иногда, что этот ответ не удовлетворит Люду и ее мысль начнет работать в этом направлении, а старые княжеские слуги, не ровен час, и сболтнут что лишнее. Особенно беспокоил княгиню этот вопрос со времени возвращения в Зиновьево «беглого Никиты».
Теперь она могла успокоиться. Мысль о сходстве действительно пришла в голову дочери, но она высказала ее не ей, матери, а князю Луговому; последний же в форме комплимента, разумеется, отрицал это сходство дворовой девушки с понравившейся ему княжной. Понятно, что княжна Людмила, увлекшаяся князем, поверила ему на слово, и вопрос для нее был решен окончательно — она к нему более не возвратится. Надо лишь не допустить ей взять Татьяну в Петербург. В светских столичных и придворных кругах не только сейчас обратят внимание на это поразительное сходство княгини и служанки, но даже начнут непременно делать выводы, близкие к истине.
— Если ты хочешь, мама, выдать ее замуж, то, значит, она должна будет остаться здесь?
— Конечно же, душечка.
— Я очень люблю ее.
— Если это так, то ты должна желать ей счастья. Неужели ты пожелаешь, чтобы она для тебя на весь свой век осталась в девках?
— Конечно же нет, но…
— Какое же но… Ты можешь выбрать себе девушку, даже двух или трех, из других… Мне же позволь позаботиться о судьбе Тани. Я ведь с детства воспитала ее как родную дочь… Ужели у меня нет тоже сердца… Хотя сходство ее с тобой и небольшое, но все же она будет несколько напоминать мне тебя… Я устрою ее счастье, будь покойна… Я ведь тоже люблю ее…
Деланная искренность княгини ускользнула от княжны Людмилы.
— Какая ты добрая, мама! — воскликнула она и стала покрывать руки княгини Вассы Семеновны горячими поцелуями.
XV
Предложение
Когда после ужина княжна Людмила Васильевна прошла к себе и, конечно, встретила ожидавшую ее Таню, она не преминула сообщить ей содержание своего разговора с матерью.
— Мне казалось, Таня, что за последнее время ты стала сомневаться в любви к тебе, как моей, так и мамы.
— Что вы, когда я сомневалась, — ответила та.
— Может быть, это мне только показалось, но все же я очень рада, что могу доказать тебе сегодня, что не только я — это ты видишь сама, — но и мама тебя очень любит.
— Я верю, верю…
— Нет, все-таки послушай, — и княжна Людмила передала почти дословно беседу со своей матерью за ужином.
— Я очень благодарю княгиню за это, — покорно и даже, как показалось княжне, с чувством ответила Таня.
— Вот видишь ли, видишь… Мне очень жаль расстаться с тобой, но я понимаю маму… Ей со мной и тобой сразу тяжело расстаться, и к тому же я не хочу мешать твоей судьбе, пусть мы будем счастливы обе.
— Благодарю вас, ваше сиятельство…
— Опять «сиятельство», ты неисправима, Таня.
— Виновата, я забыла.
— Скажи мне, Таня, откровенно, так же как я говорю обо всем с тобою. Тебе кто-нибудь нравится?
— Кто нравится? — с испугом спросила молодая девушка.
— Ну, кто-нибудь из наших мужчин?
— Каких мужчин, барышня?
— Ну, вот, например, Михайла, Сергей… Они холостые.
Михайла был дворецким, Сергей — выездным лакеем.
— А-а… Вы об этих…
В тоне Тани Берестовой прозвучало нескрываемое презрение.
— Скажи.
— Нет, никто не нравится.
— Я к тому это спрашиваю, что, если бы кто-нибудь тебе нравился, я бы сейчас сказала маме и ты тоже была бы невестой, как и я.
Таня улыбнулась.
— Зачем вам это?
— Когда чувствуешь себя счастливой, так приятно видеть и вокруг себя счастливых людей.
— Это правда… А когда несчастна, то счастливых людей видеть очень неприятно. Только усугубляет несчастье.
— Ты несчастна?
— С чего это вы взяли, — спохватилась Таня, — я просто к слову.
— А… Но как все-таки жаль, что тебе никто не нравится из наших.
