— Чихать они на вас хотели, — сообщила Ивга хладнокровно, однако ее оптимистический прогноз не подтвердился.
Гуси плотной стаей причалили к берегу; Клавдий замахнулся ивовым прутом — гусиный вожак, поражающий размерами, но даже на вид глупее прочих, счел это вызовом на бой. Повинуясь крикливой команде предводителя, гуси сгруппировались — крыло к крылу — и одновременно пригнули к земле длинные белые шеи.
— Ивга, ты видишь, — сказал Клавдий беспомощно. — Прогони их, пожалуйста.
— Не могу, я же голая…
— Ну я зажмурюсь! Выйди, камень кинь, ну прогони этих сволочей, они… ой!..
Гуси обступили Клавдия кольцом. Их шипению позавидовал бы любой серпентарий; Великий Инквизитор переступал босыми ногами, беспрестанно занося свой хлыст — и почему-то опасаясь ударить.
— Ивга, пес… Это не смешно!.. Я даже без штанов…
Ивга попыталась придать лицу каменное выражение. Губы не слушались, неудержимо разъезжаясь к ушам; смех не давал дышать.
— Хха… ой, нет… Чего… им… от вас… надо?..
— Это не-сме-шно!.. Я боюсь этих зараз, ясно?
— Надо… искать… их хозяина… пусть отдаст команду «фу!»…
— Я тебе посмеюсь!.. Выйди, кинь в них чего-нибудь, ботинком брось…
— Благородной обувью… в глупых птиц…
— Ивга, я тебя как человека прошу!
— Но я же голая!
— Пес-пес-пес, да я глаза зажмурил, вот!
Давясь смехом, Ивга выбралась на берег, подобрала палку, замахнулась с бесстрашием деревенской девчонки:
— А кыш! А кыш!..
Гуси, смущенные открытием второго фронта, разразились гоготом. Некоторое время Ивга увлеченно их отгоняла, а потом, подняв взгляд, обнаружила, что глаза Клавдия коварно открыты.
— Вы же обещали!.. — она отшатнулась, прикрываясь руками.
— Но я же должен видеть, если какая-то зараза соберется меня укусить!..
Она опрокинулась в воду — спиной, поднимая фонтаны брызг. Отступившие гуси тут же возобновили атаку; Клавдий, коротко вякнув, кинулся в воду вслед за Ивгой. Некоторое время гуси стояли на берегу и бранились — однако потом вняли не то голосу разума, не то зову непоследовательного вожака, развернулись и плотной стаей поковыляли прочь.
Ивга плавала плохо — а потому все время старалась держаться так, чтобы ноги доставали дна; Клавдий и вовсе не пытался плыть, а просто стоял по пояс в воде, рассеянно ловя ладонью прыгающие солнечные блики.
— А могут ведьмы… превратить меня если не в гуся, то хоть в лису? — шепотом спросила Ивга. — По настоящему, навсегда?
Клавдий провел по лицу мокрыми ладонями:
— Ивга… А могут ведьмы повернуть время вспять? Закинуть нас… нет, тебя не надо, ты и не родилась тогда… закинуть меня, Клавдия Старжа, на тридцать лет назад? Ну ладно, на двадцать восемь…
— А что, там было лучше?
Он серьезно посмотрел ей в глаза. Так серьезно, что у нее сразу же озябли ноги.
— Там было… да, Ивга. Не знаю, было ли лучше… Просто было…
— А теперь нет? — спросила она, и ей самой показалось, что ее дернули за язык.
Он ничего не ответил. Присел, погружаясь в воду с макушкой. Поднялся, убрал со лба налипшие волосы:
— Ивга, выходи-ка на берег. Замерзла.
— Ага, чтобы вы снова на меня… таращились?..
— Дурочка, — усмехнулся Клавдий, выбираясь из воды. — Я знаешь чего в жизни повидал? Делать мне нечего, только вот твою попу разглядывать…
Ивга поперхнулась от внезапной обиды:
— А неинтересно — так и не глядите!..
И она двинулась к берегу так же деловито и решительно, как оратор идет к трибуне. Опираясь на мосток и не глядя на Клавдия, выбралась к своей одежде. Не отворачиваясь и не прячась, принялась одеваться, стараясь ни жестом не выдать поспешности. Аккуратно застегнула новую молнию на старых джинсах, поправила майку — и только тогда осмелилась посмотреть на Старжа.
Конечно, он и не думал отводить взгляда. Все это время он молчал и смотрел — вопиющая бестактность!..
Она не нашла в себе силы разозлиться. Улыбнулась, и улыбка вышла какая-то жалобная:
— Ну и что? Ничего особенного? Вы таких видели-перевидели? — И, она демонстративно покосилась на его плавки, — никакого эффекта?
Он молчал, и ей сделалось стыдно. Как тогда, в училище, где все смелые девчонки считали ее святошей и трусихой, а она, чтобы доказать обратное, притащила на занятия порнографический журнал… И как ее застукал с этим журналом господин Хост, учитель истории, и как она стояла перед ним, и казалось, что кожа нa щеках сейчас лопнет — так немилосердно прилила к ним кровь… Почему-то все ее попытки сфривольничать оборачиваются против нее. Всю жизнь.
* * *
Пахло водой и лозами. Он много лет избегал этого запаха.
Кружились над водой стрекозы; слишком много лет он ненавидел эту теплую зеленоватую воду с глянцевыми островками кувшинок. Домик на берегу реки, некогда тщательно ухоженный его отцом, теперь окончательно обветшал — сидя на трухлявом мостке, Клавдий не переставал удивляться странному побуждению, заставившему его привезти сюда Ивгу.
Здесь нет ни волнистого песка, ни детей, ни старушек, ни загорелых парней с девчонками — но запах здесь совершенно такой же. Навеки въевшийся в его ноздри запах воды и лоз. И, забывшись, можно увидеть девчонку в змеиного цвета купальнике, со смехом бьющую руками по рябой от бликов поверхности. Давнее, почти не болезненное воспоминание. Просто красивая картинка…
Он с трудом открыл глаза.
Ивга озябла, и майка, натянутая на мокрое тело, беззастенчиво облегала грудь. Ей потребовалась минута, чтобы осознать это досадное непотребство — тогда она отвернулась, обеими руками натягивая влажный подол; Клавдий смотрел теперь в рыжие спутанные волосы.
Запах… Запах лоз и… хвои. Светлый мир, по яркости схожий с галлюцинацией… Громады гор — будто замершие, покрытые синим мехом зверюги…
Как его тогда поразило, что горы разноцветные. Что они плавно меняют цвета, ловя тени круглых, как овцы, облаков.
А белая отара стекала по склону, как молочная река… Спины, спины, кудрявые овечьи спины, голос колокольчика — у каждого свой…
Дюнка.
Тени облаков на поросших лесом склонах.
Овечья река.
Дюнкины губы.
И горы молчаливо подтвердили его правоту.
Признали прикосновение сухих губ — частью великого мира. Такой же, как дятлы и реки, белые спины овец, белые брюшка облаков, серебряные монетки озер на зеленых полях и вросшие в землю, потемневшие от времени срубы…
Клавдий до боли стиснул пальцы.
