Что наводит на мысль: а можно ли назвать Элис шеф-поваром? Была ли она поваром хоть когда-нибудь, в любом смысле этого слова? Прочитав все официальные и неофициальные отчеты о карьере Элис и об инциденте в Chez Panisse, я не нашел ни единого намека на то, что она когда-либо работала поваром. И тем не менее год за годом госпожу Уотерс восхваляют люди, которым следовало бы быть умнее.
А если она не повар… то кто же? И почему ей дозволено меня раздражать? Почему я ее слушаю? Какая мне разница?
Я слышу тихий, медоточивый голос в моей голове, который твердит: «Элис права».
Элис всегда и во всем права.
Тот же самый голос некогда заставлял меня часами торчать в переполненных залах, где пахло дрянной мексиканской травкой, и слушать Hot Tuna. Голос настаивает. Он говорит: «К черту реальность, чувак. Встречай мечту. Разверни флаг по ветру…»
Если субкультура, «революция», мечты и надежды шестидесятых были испорчены, поглощены и наконец закономерно разрушены всеподавляющей силой системы, это не значит, что они, хотя бы отчасти, не были прекрасны. Что-то в результате уж точно стало лучше, правда? Не знаю, что конкретно, но не сомневаюсь, что каким-то образом мир улучшился, несмотря на всякую чепуху и потакание собственным желаниям. Несмотря даже не то, что получилось в финале. После первой порции «Фиолетового тумана» и вступительных тактов Court of the Crimson King я достиг некоторого просветления. Больше ничего — кроме несколько пластинок — я не вынес из эпохи шестидесятых. Может быть, Элис похожа на ЛСД. Я его уже не хочу — но пусть себе будет. Попробовав, я не стал хуже.
Я постоянно мысленно спорю с Элис, веду непрерывную дискуссию — и она всегда побеждает. Совсем как в жизни. Когда я встретился с ней на профессиональном совещании, то приготовился к охоте на крупную дичь. Я перечитал ее биографию, ознакомился с современными отзывами, отследил все глупости, когда-либо сказанные ею, и вознамерился играть по-крупному. Но передо мной предстала милая пожилая дама, с полной охапкой еды (в буквальном смысле слова) и безмятежным выражением лица. Она проплыла по комнате, пожала мне руку, радушно улыбнулась, и я понял, что не смогу спустить курок.
Возможно, мечта — главное для Элис. Неважно, лежит ли ее воплощение за рамками возможного — и не ведет ли дорога в пропасть. Трудно спорить с красотой изначальной идеи. Может быть, счастливчик, которому доведется копнуть золота там, где кончается пресловутая радуга, — это Whole Foods,
[38] с полусотней касс и колоссальным лицемерием. В конце концов, выигрывают плохие парни, ведь так? Элис не могла этого предвидеть. Когда я думаю о ней с такой точки зрения, боль утихает.
Кого волнует, насколько хорош сейчас Chez Panisse? Кому есть дело до того, была ли когда-нибудь Элис Уотерс поваром в общепринятом смысле слова? Неважно, кто и в какой мере повинен в кулинарной революции. Если Элис, или Джеремайя Тауэр, или Джо Баум и есть истинный гений, который придал меню и кухням привычный нам вид… то какая разница?
Мы знаем наверняка, что все случившееся — уже случилось, необратимо вошло в моду и процвело в ресторане Элис. В ее заведении произошло нечто очень важное — там сошлись талантливые, творческие люди, которые при других условиях, возможно, не залетели бы так далеко и высоко. Chez Panisse — своего рода колыбель революции, в этом нет сомнения.
Также несомненно и то, что Элис, в отличие от многих своих современников, оценила французскую кухню и ее потенциальную значимость. Она воплотила эту страсть таким образом, который не пришел в голову ни одному американцу. В те дни, когда Мечта недавно вышла из пелен, a Chez Panisse только что открылся, ресторан был демократичен, хаотичен и потрясающе нерентабелен. Если бы кто-нибудь, обладающий минимальной деловой хваткой, попытался повторить подвиг Элис, у него бы не получилось. Разумеется, это было очень хорошо.
Элис думает: еда — это важно. Я тоже так думаю. Она думает, что это самая важная вещь в мире. Я с ней не согласен. Но не сомневаюсь, что мы оба неоднократно принимали серьезные решения, приобретали и теряли друзей в зависимости от своих пищевых предпочтений.
Элис полагает, что фермеры должны больше зарабатывать, выращивая вкусную и полезную пищу. Кто способен с этим поспорить? Я люблю фермы. Но не хочу там работать. Сомневаюсь, что хочет и сама Элис. Значит, у нас есть нечто общее.
Она, как и я, думает, что надо выращивать полезные овощи и фрукты на заднем дворе и употреблять их в пищу. Я совершенно с ней согласен. Но у меня нет заднего двора.
Как ни странно, Элис ест мясо — и всегда ела. Не ставьте под сомнение ее любовь к фуа-гра. В течение десятков лет в самом центре Беркли она боролась за право смотреть на животных как на еду, а не как на потенциальных избирателей. С этой точки зрения Элис, понятия не имеющая о современных веяниях, достойна уважения.
На самом деле лицемерие Элис перешло дорогу ее добродетелям. Самое удивительное то, что она, в первую очередь, сама любит хорошо поесть. Когда Элис, лакомясь морским ежом с Хоккайдо или гасконским фуа-гра, наказывает зрителям есть местные продукты, вы, по крайней мере, понимаете, что ей действительно нравится вкусная еда. Конечно, глупо и стратегически неправильно готовить свежее куриное яйцо на открытом огне, на глазах у телезрителей, — но я готов поклясться, что оно наверняка получилось чертовски вкусным.
Элис Уотерс притягивает своей заразительной любовью к наслаждениям. Она придала привлекательный вид жажде, голоду, капризам, фетишизму. Если вам показывают пучок редиски, вы, черт возьми, хотите ее съесть. Почему до сих пор в вашей жизни не было редиски? Подайте ее сюда!
И какая разница, может ли она применить прием Геймлиха? Умел ли это Ганди? Или Боно?
Бегло просматривая биографию Элис, я понимаю, что она сделала карьеру, приписывая себе заслуги окружающих. Я неохотно спрошу: а какой же шеф-повар, в той или иной мере, в этом не повинен? Еще один вопрос: каким образом бывшая хиппушка сумела положить начало новой гастрономической эре? Так много мужчин-поваров карабкались на верх пирамиды, переступая через тела равных и подчиненных, но не увеличивая количество мирового зла. Элис выжила и преуспела, тогда как многие ее современники-хиппи потерпели фиаско. У нее хватило смелости в конце концов разбогатеть. Она поняла, что Мечта не сумеет ни вырасти, ни расцвести в коммуне.
Если вы по-прежнему ищете «подлинного гения», который стоит за Элис, — если изучаете старые меню в Chez Panisse, до и после Тауэра, например, — то с тем же успехом можно рассматривать размытые фотографии. Как и в случае с убийством Кеннеди, где-то там есть второй стрелок. Но если его слишком долго искать, в конце концов совершенно запутаешься.
Элис Уотерс по-прежнему на своем месте. А Джеремайя Тауэр — нет.
Элис широко известна — и, вероятно, будет известна всегда — как «мать медленного питания». Джеремайя Тауэр стал комментарием к истории.
