— Что вы, что вы, Кассандра! — проговорил Джованни. — Это грех и кощунство! Никакого бога Диониса нет и не было…
— Не было? — повторила девушка с презрительной улыбкой. — А как же святые отцы, которым ты веришь, учат, что изгнанные боги в те времена, как Христос победил, превратились в могущественных демонов? Как же в книге знаменитого астролога Джорджо да Новара есть прорицание, основанное на точных наблюдениях над светилами небесными: соединение планеты Юпитера с Сатурном породило учение Моисеево, с Марсом — халдейское, с солнцем — египетское, с Венерой — Магометово, с Меркурием — Христово, а грядущее соединение с Луной должно породить учение Антихристово, — и тогда умершие боги воскреснут!
Раздался гул приближающегося грома. Зарницы вспыхивали все ярче, озаряя громадную тяжелую тучу, которая ползла медленно. Назойливые звуки лютни по-прежнему дребезжали в душной, грозной тишине.
— О, Кассандра! — воскликнул Бельтраффио, складывая руки с горестной мольбой. — Как же вы не видите — это дьявол искушает вас, чтобы вовлечь в погибель. Будь он проклят, окаянный!..
Девушка быстро обернулась, положила ему обе руки на плечи и прошептала:
— А тебя он разве никогда не искушает? Если ты такой праведный, Джованни, то зачем ушел от учителя своего фра Бенедетто, зачем поступил в мастерскую безбожника Леонардо да Винчи? Зачем ходишь сюда, ко мне? Или ты не знаешь, что я ведьма, а ведьмы — злые, злее самого дьявола? Как же ты не боишься погубить со мной душу свою?..
— С нами сила Господня!.. — пролепетал он, вздрогнув.
Она молча приблизилась к нему, вперила в него глаза желтые и прозрачные, как янтарь. Уже не зарница, а молния разрезала тучу и осветила лицо ее, бледное, как лицо той мраморной богини, которая некогда на Мельничном Холме вышла перед Джованни из тысячелетней могилы.
— Она! — подумал он с ужасом. — Белая Дьяволица!
Он сделал усилие, чтобы вскочить, и не мог; чувствовал на щеке своей горячее дыхание и прислушивался к шепоту:
— Хочешь, я скажу тебе все, все до конца, Джованни? Хочешь, милый, полетим со мной туда, где он? Там хорошо, там не скучно. И ничего не стыдно, как во сне, как в раю — там все позволено! Хочешь туда?..
Холодный пот выступил на лбу его; но с любопытством, которое преодолевало ужас, он спросил:
— Куда?..
Почти касаясь его щеки губами, она ответила чуть слышно, как будто вздохнула страстно и томно:
— На шабаш!
Удар уже близкого грома, потрясая небо и землю, загрохотал торжественным полным грозного веселья, подобным смеху невидимых подземных великанов, и медленно замер в бездыханной тишине.
Ни один лист не шелохнулся на деревьях. Звуки дребезжащей лютни оборвались.
И в то же мгновение раздался унылый, мерный звон монастырского колокола, вечерний «Angelus»
[14].
Джиованни перекрестился. Девушка встала и молвила:
— Пора домой. Поздно. Видишь, факелы? Это герцог Моро едет к мессеру Галеотто. Я и забыла, что сегодня дядя должен показывать опыт — превращение свинца в золото.
Послышался топот копыт. Всадники вдоль канала от Верчельских ворот направлялись к дому алхимика, который, в ожидании герцога, кончал в лаборатории последние приготовления для предстоящего опыта.
III
Мессер Галеотто всю жизнь провел в поисках философского камня.
Окончив медицинский факультет Болонского университета, поступил учеником — фамулусом к знаменитому в те времена адепту сокровенных знаний, графу Бернардо Тревизано. Потом, в течение пятнадцати лет, искал превращающего Меркурия во всевозможных веществах — в поваренной соли и нашатыре, в различных металлах, самородном рисмуте и мышьяке, в человеческой крови, желчи и волосах, в животных и растениях. Шесть тысяч дукатов отцовского наследия вылетели в трубу плавильной печи. Истратив собственные деньги, принялся за чужие. Заимодавцы посадили его в тюрьму. Он бежал и в течение следующих восьми лет делал опыты над яйцами, извел 20 000 штук. Затем работал с папским протонотарием, маэстро Генрико, над купоросами, заболел от ядовитых испарений, пролежал четырнадцать месяцев, всеми покинутый, и едва не умер. Терпя нищету, унижения, преследования, посетил странствующим лаборантом Испанию, Францию, Австрию, Голландию, северную Африку, Грецию, Палестину и Персию. У короля венгерского пытали его, надеясь выведать тайну превращения. Наконец, уже старый, утомленный, но не разочарованный, вернулся он в Италию, по приглашению герцога Моро, и получил звание придворного алхимика.
Середину лаборатории занимала неуклюжая печь из огнеупорной глины со множеством отделений, заслонок, плавильников и раздувальных мехов. В одном углу, под слоем пыли, валялись закоптелые выгарки, подобные застывшей лаве.
Рабочий стол загромождали сложные приборы: кубы, перегонные шлемы, химические приемники, реторты, воронки, ступы, колбы со стеклянными пузырями, длинными горлами, змеевидные трубки, громадные бутыли и крошечные баночки. Острый запах отделялся от ядовитых солей, щелоков, кислот. Целый таинственный мир заключен был в металлах — семь богов Олимпа, семь планет небесных: в золоте — Солнце, Луна — в серебре, в меди — Венера, в железе — Марс, в свинце — Сатурн, в олове — Юпитер, и в живой, блистающей ртути — вечно подвижной Меркурий. Здесь были вещества с именами варварскими, внушавшими страх непосвященным: киноварный Месяц, волчье Молоко, медный Ахиллес, астерит, андродама, анагаллис, рапонтикум, аристолохия. Драгоценная капля многолетним трудом добытой Львиной Крови, которая исцеляет все недуги и дает вечную молодость, — алела, как рубин.
Алхимик сидел за рабочим столом. Худощавый, маленький, сморщенный, как старый гриб, но все еще неугомонно-бойкий, мессер Галеотто, подпирая голову обеими руками, внимательно смотрел на колбу, которая с тихим звоном закипала и бурлила на голубоватом жидком пламени спирта. То было Масло Венеры — Oleum Veneris, цвета прозрачно-зеленого, как смарагд. Свеча, горевшая рядом, кидала сквозь колбу изумрудный отблеск на пергамент открытого ветхого фолианта, сочинение арабского алхимика Джабира Абдаллы.
Услышав на лестнице шаги и голоса, Галеотто встал, оглянул лабораторию, — все ли в порядке, — сделал знак слуге, молчаливому фамулусу, чтобы он подложил углей в плавильную печь, и пошел встречать гостей.
IV
Общество было веселое, только что после ужина с мальвазией. В свите герцога — главный придворный врач Марлиани, человек с большими сведениями в алхимии, и Леонардо да Винчи.
Дамы вошли — и тихая келья ученого наполнилась запахом духов, шелковым шелестом платьев, легкомысленным женским говором и смехом — словно птичьим гомоном.
Одна задела рукавом и уронила стеклянную реторту.
— Ничего, синьора, не беспокойтесь! — молвил Галеотто с любезностью. — Я подберу осколки, чтобы вы не обрезали ножку.
