Снимут они не более пятерых. Но и остальные хоть на какой-то миг растеряются… может, отойдут назад, может, вступят со стрелками в бой… так или иначе, у малинцев будет несколько мгновений, чтобы подбежать к веренице полона и разрезать путы хотя бы у нескольких. Дальше этого Берест пока не думал.
Но и он, как Ярец, не мог отогнать видения – чужая секира летит железным клювом птицы-нави сверху на его ничем не прикрытую голову… Свою секиру он взял с собой и засунул сзади за пояс – вдруг пригодится. Но если ему с земли придется драться с всадником… только на богов и надежда.
Может, не пережить ему этого утра. И эта вот грязная дорога, зеленые с желтизной деревья, белый туман в гуще кустов – последнее, что он видит на свете. Недолго пожил… Жениться даже не успел… Зато если и приведется здесь пасть с разрубленной головой… как отец… хоть перед чурами будет не стыдно. Если отец правда погиб… он будет рад, что старший сын не опозорил род и хотя бы попытался спасти мать и сестру… если им больше не на кого надеяться.
Стал накрапывать дождь. Младшие отроки ерзали, не в силах лежать неподвижно, но до белизны костяшек сжимали свои поясные ножи с коротким лезвием. Каждый сам выковал себе нож – так положено для будущего мужчины. Из местного железа, кривоватые, эти ножи с простыми деревянными рукоятями были их единственным оружием против секир и мечей русов.
Уже совсем рассвело. Берест во все уши вслушивался в звуки леса вокруг дороги – движение большого отряда дает о себе знать издалека. Подумал с опозданием: надо было кого-то из младших посадить за поворотом, пусть бы подал знак, когда завидит русов, птицей какой-нибудь покричал… Но поздно… да и нельзя им терять ни одного человека. Еще одна пара рук, еще один нож – еще один, двое, трое спасенных родичей…
Шумел ветер в кронах. Не весело шумел, как поздней весной, когда шум свежей березовой листвы будто окатывает тебя искристым, бодрящим, будоражащим шелестом, в который вплетены солнечные отблески. Тревожно шумел, холодно, и в шуме этом слышалась безнадежность перед скорой смертью всей зелени.
Ничем не нарушив тишины, из-за поворота показались два всадника. За ними еще один. Берест вздрогнул всем телом, кто-то рядом охнул – вроде Липняк, Межак на него шикнул. Берест глубоко вдохнул, готовясь выбежать, когда увидит толпу полона…
Но позади третьего всадника никого не было. Верховые приближались к броду, а дорога за их спинами оставалась пуста.
– Где наши все? – шепнул Ярец. – Они же должны…
– Тише! – оборвал его Вьюха.
Берест не оборачивался к ним, напряженно переводя взгляд со всадников на дорогу близ поворота. Вот сейчас…
Ну где же? Где?
Что пошло не так? Где малинцы?
– Они всех убили! – выдохнул Ярец и резко втянул воздух, собираясь закричать.
Берест обернулся и резким движением схватил отрока в охапку, одной рукой зажимая рот, другой опрокидывая наземь. Ярец вырывался и глухо вопил сквозь ладонь. В этот миг Бересту хотелось его придушить.
А три русина были уже близко, шагах в десяти. В шлемах, в кольчугах поверх серых некрашеных свит из толстой вотолы. Оглядели местность по обе стороны брода. Ярец утих, лишь хлопал глазами, как корнями обведенный
[3]. Отсюда Берест ясно видел лица всадников: все средних лет, у одного русая борода и немного сплющенный нос, у двух других бороды рыжеватые, у первого – заплетенная в две косички. Сосредоточенные лица, глаза внимательно обшаривают заросли… Круглые щиты все трое держали на левой руке перед собой, так что только глаза и были видны.
Не замедляя хода, двое стали подниматься на горку, где лежали стрелки. Один тронулся прямо на Береста и его товарищей. У Береста пропало дыхание; всадник на гнедом коне казался огромным, двигался медленно, как во сне, но приближался быстро. Надвигался, как туча… как гора каменная…
А потом краем глаза Берест заметил справа движение. И будто очнулся: дальше все стало происходить очень быстро.
В верховых полетели стрелы. В щит одного вонзились две стрелы, под вторым вскрикнула и забилась лошадь, и всадник исчез из седла. Зато третий, тот, что ехал, раздвигая конем ветки, прямо на отроков, закричал во все горло что-то непонятное, развернулся и поскакал через дорогу на горку.
Сверху из зарослей вылетела еще одна или две стрелы, а потом два уцелевших руса врубились в кусты. Щиты они теперь забросили за спины, держали поводья левой рукой, а в правой у каждого появилось по сулице. Судя по крикам, шороху и качанию ветвей, пятеро стрелков пустились наутек, как и было оговорено. Оба руса метнули сулицы им вслед, не прекращая погони, и схватились за секиры. Оба непрерывно кричали. Ржала лошадь, третий русин висел на поводьях, удерживая ее, и тоже кричал что-то по-варяжски.
И вот тут стало ясно, где остальные. Донесся давно ожидаемый грохот множества копыт – из-за поворота вылетели полтора-два десятка всадников, строем по двое, и на полном ходу ринулись к горке у переправы. Не снижая хода, взлетели вверх, прорубаясь через заросли. Недавнюю тишину сменили топот, треск ломаемых веток, азартные крики.
Полон там, за поворотом! Где-то там, за деревьями, отсюда его не видно!
– Бежим туда! – пользуясь тем, что всадникам не до них, Берест вскочил и схватил за плечо Вьюху. – Бежим, они там!
Не высовываясь на дорогу, они пустились вдоль нее по опушке. До поворота оставалось шагов сто. Но бежать здесь было нелегко: мешали бурелом, грязные лужи и скользкие кочки. Липняк запнулся о торчащий корень, упал, растянулся во мху.
Уже одолев полпути, Берест услышал справа громкий топот копыт. Выглянул из-за деревьев: прочь от переправы скакали трое. Теперь он бежал с ними наперегонки, но скоро отстал. А на тропе вновь загрохотали копыта…
Едва дыша, Берест выбежал к повороту. И наконец увидел полон и с ним прочую добычу – два воза с разными пожитками, малинское стадо… Пленники были связаны по двое и привязаны к пропущенным между рядами длинным жердям. Между опушкой и полоном стоял еще один всадник с сулицей в руке и пристально вглядывался в заросли. Едва на него не наткнувшись, Берест остановился, вцепился в березу, ища опоры. Грудь разрывалась, сердце едва не выпрыгивало.
– Мати! – вскрикнул кто-то у него за спиной, и к толпе пленников рванулся Ярец.
То ли правда увидел мать в толпе, то ли показалось… Берест отчаянно взмахнул рукой, пытаясь его поймать: не видишь, дурень, тут сторож! Сторожа Ярец не заметил. А тот мигом обернулся на голос и шум движения: не успел Ярец сделать и трех шагов, как рус метнул сулицу. На звук, сквозь ветки.
Полетело несколько срезанных листочков. Ярец застыл на бегу, нелепо взмахнул руками, будто хотел ухватиться за воздух, и упал на спину. Сулица вошла ему прямо в середину груди и пробила тощее тельце насквозь.
Берест задохнулся. Перестал дышать, прижался к березе, будто младенец к матери. На него плеснуло холодом – раскрылась пасть Нави, совсем рядом. Ствол был толстый и почти такого же цвета, как выданная ему свита – серовато-белая. Берест прильнул к березе, стремясь слиться с ней, войти в ствол, стать его частью, спрятаться под корой… Ноги отнялись, он боялся двинуться, чтобы не выдать себя.
