В междуречье Рупины и Роси уже попадались деревские селения, и однажды дружина даже встала в одном из них на ночлег. Весняки успели убежать в лес, даже скотину почти всю угнали, но до них Мистине не было дела. Ничего, кроме съестных припасов, овса и сена для лошадей, оттуда не взяли. Время сейчас было Мистине дороже всего, и иные веси по пути просто проезжали, не оглядываясь. В передовой дозор он посылал целый десяток, и тот проверял все места, пригодные для засады. Конечно, совсем незамеченным отряд из полусотни человек и более чем сотни коней не пройдет, но Мистина недаром попросил Тородда засесть на Днепре и оттуда тревожить древлян – чтобы Володиславу было не до полуденных окраин.
Но пока, вот уже третий день, все шло спокойно. Шатры и припасы везли тоже на лошадях, и отряд проходил в день поприщ по сорок. Сильных дождей не было, снег принимался идти несколько раз, но тут же таял на ветвях и желтой листве полуоблетевшего леса. На рассвете дорожную грязь схватывало иглистой коркой льда, иней лежал на желтых и бурых листьях, но скоро все оттаивало. Вот обратно, надо думать, придется ехать по снегу и льду – на этот случай взяли ледоходные шипы для себя и лошадей.
Мистина с телохранителями ехал ближе к голове отряда, после передового дозора. Эльга не хотела его отпускать… Да разве он сам хотел куда-то ехать? Боярам – киевским и дружинным – он объявил, что отправляется в Плеснеск повидаться с Етоном. Между плеснецким князем и киевским уже без малого десять лет имелся договор, но волынская русь издавна соперничала с киевской, и все понимали: неизвестно, как Етон себя поведет теперь, когда киевский князь убит и зимой ожидается война с древлянами, Етоновыми восточными соседями.
– Етон должен от меня услышать, как у нас обстоят дела, – сказал Мистина в старой Олеговой гриднице. – И мне подтвердить, что он наш друг. Едва ли он захочет вмешиваться в это дело на нашей стороне – сошлется на свою старость. Но нам и того хватит, чтобы он не вмешивался на стороне древлян. И я ему напомню, как он передо мной меч целовал на мир и дружбу. А по пути проверю наши рубежи близ Рупины. Времени прошло довольно – Володислав мог подготовить ответный набег. Со стороны Днепра ему грозит Тородд со смолянами, а на Рупине его можно ждать.
Однако княгиня была недовольна.
– Зачем ты едешь на самом деле? – спросила она, когда через день Мистина зашел к ней в избу попрощаться.
– Я же сказал…
– Ты не все сказал! – Эльга подошла ближе и снизу вверх пристально взглянула ему в лицо. Она слишком хорошо его знала, чтобы он мог ее обмануть. – Не догадываешься, что сейчас опять пойдут разговоры? Скажут, что-то Свенельдич к древлянам зачастил… Чего тебе там понадобилось в такое время?
– Я еду… – Мистина глубоко вздохнул. – Мой отец взял на себя одно обязательство… и я должен его исполнить. Я не могу допустить, чтобы его память была опорочена нарушением слова… а это слово стоит самое меньшее гривен двести пятьдесят… Добрая слава дорога… в глазах таких людей.
– Каких людей? Етона?
– Нет. Герцога Баварского, Генриха. А может быть, и самого Отто Саксонского.
– У Свенельда были дела с такими людьми? – Эльга пришла в изумление.
Она слышала об этом впервые! Может быть, Ингвар что-то знал?
– Это торговые дела. Ничего больше. Но сделка очень дорогая. Если она сорвется, все, до самого Рима, будут считать, что Дерева больше не в нашей власти. И на следующий год торговля пострадает. Купцы не поедут, мы много потеряем на царьградских паволоках. Ты сама понимаешь, как некстати нам будет опозориться перед всем белым светом сейчас, когда нам могут потребоваться сильные союзники. И средства.
Эльга опустила глаза, прижала кончики пальцев к бровям. Гибель Ингвара пошатнула землю Русскую, привела в движение самые отдаленные связи. Король восточных франков Отто слишком далеко, ему нет дела до происходящего здесь. У русских князей нет с ним договоров, а русские купцы в Баварии подчиняются тамошним законам и правилам торговли. Но неужели ради него Мистина должен бросить Киев в такую пору, когда сама земля вот-вот треснет под ногами!
– Ты же мне веришь? – Мистина осторожно взял ее руки и отвел от лица.
Княгиня смотрела в сторону. Вид у нее был изможденный и замкнутый. Неудивительно: она сейчас несла такой груз, какой не всякому мужчине по плечу.
– С тобой останется Хакон, а он доказал, что на него можно положиться. И Ивор. И Тормар. Если что случится, здесь совсем недалеко Тородд. Да и киевские наши мужи. Я ни за что не уехал бы, даже ради тысячи гривен золотом, если бы хоть немного опасался за тебя…
Она не отнимала рук, но молчала и не поднимала глаз. По ее напряженному лицу Мистина видел, что она удерживает слезы. Эльга – такая же женщина, как все, но никогда не пытается слезами горючими растопить мужское сердце. Она стыдится своих слез, как слабости: раз уж ей достался на долю груз мужских обязанностей, она должна быть сильной, как мужчина. И она сильная, потому что чувства мягкого женского сердца не мешают ее уму принимать решения.
– Я скоро вернусь. Через месяц буду назад. Снег едва ляжет.
Княгиня все молчала и не смотрела на него. Если она сейчас скажет «нет», Мистине придется подчиниться. В эти мгновения Лют, не зная об этом, был очень близок к чести ехать в Плеснеск самому, без старшего брата.
Мистина расстегнул несколько верхних пуговок и просунул руку Эльги к себе под кафтан, на левую сторону груди. Прижал ее пальцы к тому месту, где под сорочкой еще краснел на коже закрывшийся небольшой порез – от его собственного скрамасакса. Как напоминание: моя жизнь в твоей власти.
– Да! – Эльга отняла руку и шагнула назад. – Поезжай.
Она хорошо знала, что бывает, если подпустить его слишком близко. Так близко, чтобы чувствовать его дыхание, его запах… Когда возвращается ощущение, будто она сама в его воле, хотя он ничего, казалось бы, для этого не делает. И начинает казаться, что все на свете не важно, кроме вот этого – пьянящего ощущения его близости…
– Ступай.
Она отвернулась и быстрым шагом отошла в другой конец избы.
– Я тебя люблю, – тихо сказал Мистина вместо прощания и вышел.
Эльга не обернулась, будто не слышала.
Он вырвал у нее это разрешение, заставив гнать себя прочь.
Если думать о себе, он бы предпочел, чтобы она приказала ему остаться.
Но он не мог думать только о себе. Порой тот, кто держит в руках больше всего власти, наименее свободен в своих поступках. Если, конечно, достоин этой власти.
* * *
– Они к переправе сперва пустят дозор! – говорил запыхавшийся от стремительной скачки Берест, для ясности чертя прутом по земле. Миляй, Тверд, Гостимир и другие толпились вокруг и тянули шеи, чтобы ничего не упустить. – Если там какая заваруха окажется, засада, тогда все почти поскачут своим на выручку. Полон… то есть лошадей, полона у них на сей раз нет, – должны оставить вот здесь! – Он ткнул прутом позади изображенного тремя точками передового дозора. – При нем будут бережатые, но мало. И если засесть заранее вот здесь, если быстро выбежать сразу гурьбой, то можно вытащить… увести сколько-то лошадей.
