– Хорошо, передай, я приду, – решил Лют.
– Как потемнеет еще чуточку – так и иди, – отрок поклонился еще раз. – У ворот я тебя буду ждать – в клеть проведу, там она будет. Чтобы отец с матерью не слыхали.
Лют не торопясь вернулся к гостевому дому, присел под навесом. Мысли сами собой неслись к темной клети, где ждет его взволнованная молодая женщина. Может, правда хочет измену открыть… А может, остаться с ним наедине тайком от домашних… Ну… одно другому-то не мешает… Может, измена не так уж страшна, чтобы не дать времени… руки погреть…
Но вот «потемнело еще чуточку», а гости от Мистины не выходили.
– Меч оставишь? – спросил Сварт, когда Лют велел им с Сигданом собираться.
– Н-нет! – Лют взялся за серебряную рукоять.
Расстаться со своей новой любовью даже ненадолго у него не было сил. Если показать Томилице… она вся медом изойдет от восторга.
К мысли, что теперь ему почти везде нужно ходить с телохранителями, раз уж брат ему их дал, Люту даже не пришлось привыкать. Так поступали все знатные мужчины, которых он знал: Мистина, отец, их приятели-бояре. А здесь, в чужом краю, где едва избегли одной беды, но впереди могут ждать и другие, взять их с собой было так же естественно, как надеть кожух перед выходом из дома.
Куда они уходят, тайком сказали только Олстену – все десятские сидели с Мистиной в доме. Лют оглянулся на дверь. Мистина знает, что он раньше ходил к Радаю. И даже сказал: «Твой отец гордится тобой». Почему-то Лют верил, что Мистина знает, как там их отец в Валгалле. Он умный, ему видно…
Темнота сгущалась, вот-вот Рыскун и Требиня соберутся восвояси. Пора.
Пока втроем шли через город – Сигват позади Люта, Сварт слева, – темнота смыкалась вокруг. Зимой ночью светло от снега, что щедро отражает свет луны и звезд, но в пору черного предзимья этот слабый свет пропадает в земле, мало помогая путнику. Люди, строения, тыны чернели в синем воздухе. Прохожих попадалось мало: жители заканчивали дневные дела и расходились по избам.
Спустились по увозу, поскальзываясь и посмеиваясь: надо было шипами ледоходными подковаться. Вышли к первым дворам предградья. Миновали первый двор и темный промежуток между ним и следующим. Дворы и избы здесь были разбросаны без порядка, между ними оставались пустыри, и здесь никто не выложил мостков, как делают на богатых дворах. Хорошо, что грязь подмерзла и не так липла к черевьям.
Возле дальнего угла тына какой-то отрок прислонился к бревнам, по виду ничем не занятый. Кинул в рот орех, разгрыз, сплюнул скорлупу. И чего мерзнет, про себя удивился Лют, ждет, что ли, кого? Вроде нет, не тот, что к нему приходил, да и тот обещал ждать уже возле Радаевых ворот, а до них еще через пустырь идти…
Больше он ни о чем подумать не успел. Когда до отрока возле тына оставалось пять шагов, тот вдруг сдвинулся с места, а из-за угла появились еще двое. Даже в сумерках Лют различил и понял хорошо ему знакомое движение – оба разом вскинули над плечом по сулице, размахнулись и…
Сварт бросился вперед, на ходу выхватывая меч, и на миг закрыл от него нападавших. Потом упал – одну сулицу отбил в полете мечом, но вторая вошла под вздох. Лют снова видел противников: теперь руки у них были пустые, и они тянули из-за пояса топоры. Но это отметил уже в движении: одним длинным броском Лют кинулся вперед, сокращая расстояние, меч свистнул, описывая короткую дугу, и самым концом лезвия вошел в горло разбойника. Второй замахнулся секирой и тут же взвыл, падая, – обратным движением Лют перерубил ему руку возле локтя. Тот, что стоял на углу, вскинул топор, метя Люту в голову, но невидимая сила отшвырнула его назад и припечатала к бревням тына – в грудь ему с хрустом вошла секира Сигдана.
За спиной послышались быстрые шаги. Лют крутанулся назад – вдоль тына к ним бежали еще двое. Те, похоже, не увидели, что тройка впереди полегла и сражаться придется равным числом. Один взмахнул рукой – о кольчугу на груди Сигдана звякнуло лезвие ножа.
Видя, что двое русов с мечами в руках мчатся им навстречу, те двое развернулись и пустились бежать назад. Один поскользнулся: кожаная подошва поехала по гладкому льду лужи, тот замахал руками, пытаясь удержаться на ногах. Пары мгновений Люту хватило, чтобы его догнать – меч обрушился беглецу на затылок и раскроил череп. Но тут же Лют и сам заскользил от силы удара, сбился с ноги. А когда вскинул глаза, последнего из нападавших уже не было – свернул в проход между дворами. Там, в тени высоких тынов, висела непрогляная тьма. Слыша впереди шорох торопливых шагов, Лют кинулся было туда.
– Стой, йотуна мать! – заорал сзади Сигдан.
Лют обернулся, тяжело дыша:
– Уйдет ведь!
– Хрен с ним! А если там еще засада? Давай назад к нашим.
– Сварт…
– Он – всё. – Сигдан сунул под мышку меч Сварта – Лют и не заметил, как он успел его подобрать, – и быстро сделал знак, которым в дружине обозначали убитых. – Давай на гору.
Лют прошел вперед, Сигдан, с обнаженным мечом в руке и дико озираясь, последовал за ним. На ходу Лют отогнул полу свиты и потер клинок о подол рубахи. На мече еще осталась кровь, а вытирать клинок его крепко приучили еще в ту пору, когда оружие у него было деревянное. После одной-двух взбучек от отца за зеленую «кровь» его растительных врагов Лют привык тщательно отчищать свой деревянный клинок от пятен. Теперь он делал это не думая – как в те мгновения схватки его тело само делало что нужно, не дожидаясь советов ума.
* * *
Проход между дворами внезапно вывел на пустырь. Берест, лесной житель, едва не заметался, вдруг оказавшись в опасности и без всякого укрытия. Это не родной дедов лес близ Малина, где он от двоих конных легко ушел. Оставалось одно – бежать, пока хватает сил.
За последними дворами предградья простирался пустырь, но под ногами была дорога – Берест смутно видел ее при свете звезд. Дорога шла вверх, но Берест не бросал ее, боясь запутаться в кустах. Шума погони позади он сейчас не слышал и стремился уйти как можно дальше, пока русы не взяли след.
Боясь споткнуться, как бедняга Катун, Берест бежал, больше глядя под ноги. Казалось, он все еще слышит хруст разрубаемой острым железом черепной кости. Еще раз… и еще… Чуть не уткнулся в пологий вал на верху подъема, усыпанный влажными, холодными палыми листьями. Попробовал перелезть, соскользнул, поднял голову, вгляделся. Никакой стены, как в Божищах, поверх вала не было.
Да это же святилище здешнее! Берест остановился, переводя дух. Только ветер шумел, не донося звуков человеческого присутствия. Шаги за спиной давно стихли. Он пошел вдоль вала, пытаясь разобраться, помогли ему боги, приведя сюда, или наоборот. В проеме вала обнаружились ворота – две створки на столбах. Берест ощупал их – заперто, но лишь на засов. Вынул засов, вошел и прикрыл створку за собой.
На площадке было тихо и темно. Под светом звезд поблескивала влажным камнем вымостка перед идолами, с двух сторон, как в Божищах и в Малине, темнели длинные бревенчатые обчины. В святилище близ большого города никто не жил постоянно, жрецы приходили сюда в нужное время, когда полагалось молить богов. Значит, из смертных он сейчас здесь один.
