И вот тут Лют узнал самое для него страшное. Понял, почему русы – и в Витичеве, и в Киеве – так странно на него смотрели. Убийство Ингвара не состоялось бы, если бы не измена Свенельдовой дружины. Лет пятнадцать безраздельно пользуясь всей деревской данью, его оружники разбогатели, завели семьи и хозяйство, носили греческие кафтаны и желали, чтобы после смерти господина все осталось по-старому. Для этого им требовался новый, такой же влиятельный вожак, способный отстоять свои и их права перед Киевом. Его они надеялись найти в Мистине, но тот обманул их надежды: отказался ради деревских бобров изменить Ингвару и русской державе. Пытаясь его принудить, старшие Свенельдовы оружники сговорились с древлянами и устроили похищение Мистининой семьи: жены, четверых детей и сестры-девицы. Их спрятали в болотах, в тайном старинном святилище, куда знали дорогу меж топей лишь самые сведущие из местных. И оттуда их сумел вызволить Ингвар с двумя десятками гридей. А на обратной дороге их ждала засада на реке Тетерев: древляне во главе с Маломиром и остатки Свенельдовой дружины, уже к тому времени перебитой Ингваром. Последнюю битву русский князь принял на берегу, на глазах Уты и детей
[1]. Гримкель Секира, его сотский, был убит стрелой в тот миг, когда держал на руках Велесика – шестилетнего сына Мистины. Сейчас мальчик, тоже одетый во все белое, жался к коленям матери, и лицо его было не по годам сурово.
– Я все понял, – подняв глаза к молодому стрыю, сказал он, когда Ута умолкла перевести дух. – Гримкель и его люди погибли, чтобы спасти нас. Когда у меня будут свои оружники, я буду им как брат и отец. Потому что вождь и дружина – это отец и дети, братья и… братья.
Ута притянула его к себе и поцеловала в голову. Она сама учила его этому, и он, сын и внук воевод, крепко запомнил страшный урок своего детства.
А вот Лют снова сидел, как дубиной по шлему ударенный. Сейчас он хуже шестилетнего дитяти понимал, что ему думать обо всем об этом. Сигге Сакс… Эллиди с его серебряными бусинами на косичках темной бороды… Четверо братьев Свеновичей, ловких по торговым делам: двое из них обычно летом ездили в Царьград продавать деревскую дань, а двое – зимой на моравский путь с полученными взамен греческими паволоками. При отце оставались Рановид и Туробор – значит, прибывшие с ним из Царьграда Евлад и Бер лишились братьев… А Турило, Ашвид, Берняк… Парни – Ольтур, Лис, Кислый, Болва, Регни, Ловец… Его наставники и приятели, те, с кем он всю жизнь с семилетнего возраста сидел за одним столом в отцовской гриднице – сперва здесь, потом в Свинельдовом городке. И они… предатели? Убийцы? Их руками едва не была погублена Ута с детьми, а потом и сам Ингвар отправлен в Валгаллу… Это не укладывалось в голове.
Зато было понятно, почему на него так все смотрят. Свенельд погиб на охоте, ни в чем не изменив господину. Но дружина его предала русь и тем заставила русов в его сыновьях видеть почти тех же предателей.
– Мы со Свенельдичем хоронили их, – Ута называла мужа по отчеству. – Нас Маломир привез в Искоростень и за Свенельдичем послал. Вот, сказал, Ингвар твоих чад захватил и хотел в Киев увезти, а я отбил и тебе вручаю… Как он не зарубил его на месте… только из-за нас. А вернуться мы не могли. Не знали, что нас в Киеве ждет, а тут весть пришла – Эльга сама едет. Тогда мы поехали к ней навстречу. С древлянами вместе. И потом… вместе с ней в Киев ускакали. А там, на могиле, никого живого не осталось… Предслава только. Как у меня о ней теперь сердце болит… Эльга… с нами опять дружна и от наветов защищает. Но люди косятся на нас. Ты ведь приметил уже?
Лют кивнул. Он думал, что потерял отца и князя… а оказалось еще хуже – под угрозой была родовая честь.
* * *
Мистина приехал домой только ночью. Вместо троих-четверых телохранителей, как обычно, сейчас при нем был полный десяток, и это лучше всяких слов сказало Люту, как нехороши их дела. Он встречал брата у дверей избы, во дворе; сойдя с коня, Мистина обнял его, но как-то отстраненно. Лицо его, обычно бодрое, сейчас выражало смертельную усталость, черты казались огрубевшими, веки опухли, как будто он очень мало спал.
Старшего и младшего Свенельдова сына разделяло семнадцать лет. Старший был заметно выше ростом (Лют горячо надеялся, что еще подрастет в ближайшие годы), но черты лица были почти те же: острые скулы, глубоко посаженные глаза. У Мистины от давнего перелома носа осталась горбинка, а Лют унаследовал от Свенельда глаза цвета ореха, которые при разном освещении меняли оттенок – от серо-зеленого до светло-карего. Красивые светло-русые волосы Мистина зачесывал назад и связывал в длинный, до лопаток, хвост. Люту, как человеку более низкого положения, эта красота не полагалась, и остриженные по греческому обычаю волосы спереди закрывали половину лба, а по сторонам он заправлял их за уши – отросли за время долгой обратной дороги. После лета под жарким солнцем Греческого царства его светлая кожа приобрела буроватый оттенок – обычное следствие первоначальной красноты, и выгоревшие волосы казались еще светлее. Черты младшего брата еще дышали юностью: нечто детское сохранилось в очертании свежих ярких губ, в пушистых прямых бровях, в чисто выбритых щеках с ямочкой справа – он уже брился, но права носить бороду, как парень неженатый, еще не имел. Однако в твердых очертаниях челюсти, в крепкой шее и покатых мускулистых плечах уже сказывалась заложенная в него мощь, которая будет крепнуть с каждым годом. В этих юных чертах заметнее было выражение горестной растерянности, будто чувству еще негде было там скрыться, спрятаться. Правильные черты старшего брата к тридцати четырем годам огрубели, на высоком открытом лбу виднелись тонкие продольные морщины, в очертаниях губ, таких же ярких, появилась жесткость, и напряжение всех бед придавало ему выражение лишь утомления и замкнутости. Братья казались разными и в то же время очень близкими, как один и тот же человек на разных ступенях своей жизни. У старшего уже многое было позади, и место свое в жизни он давно нашел. Он хорошо знал, чего хочет, его понимание своего пути уже прошло через суровые испытания, но зато он был за этот путь спокоен. А судьба младшего еще таилась в темном источнике норн.
До этого дня сводные братья не знали друг друга близко. Старший был уже взрослым мужчиной и воеводой, когда младший еще бегал в рубашонке и рубил бурьян деревянным мечом. Подрастал Лют в земле Деревской, и в последние восемь лет они виделись то здесь то там, по три-четыре раза в год. Теперь, когда не стало Свенельда, главы рода, они вдруг оказались наедине и взглянули друг на друга новыми глазами. Каждый будто задавался вопросом: да что он за человек-то, мой единственный брат?
От этого Лют не знал, что сказать. Оба они понесли большую потерю, но не причитать же, как бабы? Ой, дескать, горе-то какое, ну кто бы подумать мог…
– Ни с кем в городе не поцапался? – почти сразу спросил Мистина.
– Нет.
– Я Альва послал к тебе, чтобы видели: ты мой брат, и кто тебя тронет, со мной переведается.
– Так все плохо? – вырвалось у Люта.
