– Худо дело! – сказал Мистине Етон. – Обошли отроки все дворы, все избы – никто не видал потасовки вашей, никто в доме беглецов не укрывает. Давай-ка рассказывай, как дело было.
– Трое моих людей в сумерках сошли с увоза… – начал Мистина.
– Которые? – Етон окинул взглядом его телохранителей и двоих десятских.
– Они в доме.
– Давай-ка их сюда.
Мистина подавил вздох. Но делать было нечего, и он мигнул оружничему. Верба убежал и тут же вернулся с Лютом и Сигданом.
– Ой, матерь троллей! – Етон откинулся на спинку сиденья. – У меня в глазах двоится? Это что – твой сын? Похож, как второй башмак! Побочный, видать, для законного уж больно он взрослый!
Лют фыркнул, не сдержавшись, а Мистина стиснул зубы и резко вдохнул.
– Это мой брат, – внятно, как глухому или дурачку, произнес он. – Младший сын моего отца.
– Не твоей матери?
– Нет. Но он дорог мне, как если бы был сыном моей матери. И всякий, кто задумает причинить ему зло, пожалеет об этом! Его вызвал некий отрок – один из тех, что сейчас лежит мертвым у Семирада под замком, – и передал, будто купец Радай, знакомец наш, просит его к себе. И брат пошел, взяв своих телохранителей. Теперь уже ясно, что приглашение было ложным, а Радай ничего о нем не знает. Он может подтвердить это клятвой, если пожелаешь. У того двора двое вышли им навстречу и метнули сулицы. Один телохранитель был убит. Вдвоем с другим брат отразил нападение, и в это время сзади к ним подбежали еще двое. Один метнул нож, – Мистина бросил на пол простой нож с деревянной рукоятью, подобранный у тынов, – и второй человек был бы убит, не окажись на нем кольчуги. Брат зарубил еще одного, а второй убежал. И ты не знаешь, где он? – обратился Мистина к Красиле.
– Вам виднее! – ответил тот. – Небось в реку сбросили уже тело, по весне всплывет! Не верю я, чтобы мои отроки на такое дело пошли! У нас четверо убитых! Они в кольчугах были! – с обвиняющим видом обратился Красила к Етону. – И мечи с собой! В гости к купцу они шли, да, блины есть и меды распивать! В кольчуги нарядившись! Кто кого ждал за углом, кто смерти чужой искал!
– Вы осмотрели у них в доме, что там нет этого парня… Береста? – Мистина глянул на Семирада.
– Осмотрели. Вчера вечером хозяин его видел, а ночевать не приходил.
– С чего ему прятаться, – Мистина перевел взгляд на Красилу, – если не виноват?
– Стало быть, не прячется, а в живых уж нет, – угрюмо ответил тот.
– Никто из вас, я вижу, за своими людьми злого умысла не признает? – спросил Етон.
– Нет, – почти разом ответили оба.
– Но у них была причина напасть, – добавил Мистина. – Ты сам сказал, что тот отрок был родом из Малина. А брат не так давно совершил набег на Малин и увел оттуда полон. Это была попытка мести.
– Это вы добить пытались, чтобы уж мстить вам было некому! Знаем мы ваш обычай!
– Довольно! – Етон хлопнул по подлокотнику. – Надоели вы мне. Никто на себя вины не берет – присуждаю вам поле!
Красила невольно охнул; Мистина улыбнулся и вместо ответа положил руки на пояс, всем видом выражая готовность.
Он даже слегка расслабился. Телохранители были нужны ему по положению, да и к тому же в любой схватке такой, как он, обладатель золоченого шлема вождя, был первой целью противников. Но в каждом движении его, в мягкой походке хищника, в спокойном и сосредоточенном взгляде сказывалась воинская мощь. Сейчас ему предложили самый простой и легкий для него выход. Мистина и сам был бы рад, если бы все сложности можно было решить с мечом в руках. Как это предпочитал делать его покойный побратим…
Древлянин изменился в лице. Решение Етона для него означало почти верную смерть: в ратном поле он был Мистине не соперник и понимал это. Однако не мог и отступить, опозорив всю землю Деревскую.
– Силой своей гордишься? – крепясь, Красила устремил на Мистину отчаянный, но твердый взгляд. – Мнишь, сила твоя поможет тебе? Оружием гордишься, мечом харалужным? Мнишь, меч твой поможет тебе? Боги не на силу глядят, а на правду. Выпили вы нашей крови деревской целую реку, а все не упились. Перун предел положит жадности твоей. Присудил князь поле – пойду с тобой на поле! – Он бросил шапку на плахи пола между ними. – Перун за меня встанет, потому что правда за нашим родом, деревским! И мечом своим не гордись. Какой он ни есть у тебя, хоть сто гривен стоит – а самый-то дорогой свой меч потеряли вы! Отняли его у вас боги и нам, древлянам, отдали! С ним и сила ваша к нам в руки перешла. То самих богов воля и знак. И не боюсь я тебя.
– О чем ты говоришь? – Мистина, спокойно его слушавший, при этих словах нахмурился. – Что вам отдали боги?
– Когда бился наш князь Маломир с Ингорем вашим, сама Тетерев-река у Ингоря меч из рук вырвала, на глубину утянула и в волю нашу его жизнь отдала. А после, как уж погребли его, вынесла Тетерев-река меч его золотой на крутой бережок. И теперь у нас он, у Володислава в Искоростене.
– Врешь! – сиплым голосом выдохнул Мистина.
У него стиснуло горло; он переменился в лице и впился глазами в Красилу.
– Разрази меня Перун, если вру! Привезен Володиславу меч Ингорев с Тетерев-реки и у него теперь. Я своими глазами его видел!
– Опиши! – забыв, о чем они только что говорили, Мистина шагнул к нему. – Какой он?
– Такой… с ручкой золоченой.
– С какой ручкой? На что похожа? – Мистина сделал быстрый знак, и оба телохранителя, Альв, Ратияр и Лют передвинули свои мечи с бока, из-под плащей, так чтобы Красила мог их видеть. – Какая рукоять? На шапочку похожа? Острую, округлую или из трех долей? Из пяти?
Красила сморщил лоб. Золоченую рукоять он помнил, но мелочи в голове не задержались.
– Такая… грибком вроде. Как жар горит!
Мистина подавил досадливый вздох. Это описание подходило почти к любому из дорогих «корлягов», украшенных серебром, золотом или медью.
Ингваров меч! Волчий Зуб, довольно новый, раздобытый в ларе убитого перед этим свинческого князя Сверкера. В Свинческе издавна жило много русов, к ним постоянно ездят гости из свеев, и там у состоятельных людей имелось немало «корлягов» – с наборами частью рейнской, а частью свеаландской или даже местной работы. Из того зимнего похода гриди Ингвара привезли полтора десятка «корлягов», а два из княжьих запасов тот взял себе – Волчий Зуб и Поцелуй Валькирии. Первый Ингвар в ту осень взял с собой, второй остался в Киеве.
Мистина в том смолянском походе не был. Чуть не поседел потом, слушая, как, пока Ингвар осаждал Свинческ, местные «лесные братья» умыкнули Эльгу и потом вернули в обмен на Сверкерову дочь. Сидел тогда, подсунув руки под себя, чтобы сдержать порыв дать любимому побратиму в зубы. Взял жену на войну – так гляди за ней, жма!
Он, Мистина, сам придумал, чтобы Эльга отправилась в дань и на взятие Свинческа вместе с мужем. Вспомнилось, как еще летом они обсуждали это… ее глаза, когда они заключали свой новый договор… и где были его руки, когда она наконец расслабилась, сдаваясь, и наклонилась к его лицу…
