За пару перестрелов от веси в лесу близ дороги вдруг зазвучал рог: дозор, оставленный русами, заметил опасность. Ему откликнулся другой – на перестрел ближе к веси. Иные из древлян устремились было на звук, но Величар остановил их:
– Стой, куда! Тур с ним! Что толку дозор бить, когда уж протрубили! Давай все бегом, пока там не поднялись!
Побежали, торопясь преодолеть оставшееся до веси расстояние. Та не была ничем ограждена, и вот уже впереди показались на подкладке темно-синего неба полузарытые в землю избы. Везде уже скрипели двери, раздавались крики.
– Дерева! – заорал во всю мочь Володислав, верхом влетая к первым дворам. – Бей!
И чуть не поплатился за лихость: возле всадника тут же свистнуло две-три стрелы, но спросонья и в темноте стрелки не смогли прицелиться как надо.
Полуодетые русы бежали из всех изб, из клетей, из гумна и даже из бань близ ручья, теснились в узких низких дверях. Иные даже не успели накинуть кожухи, и теперь их белые сорочки ясно были видны во тьме. Началась рубка. В Выри стояли смолянские ратники, у них тоже не было ни шлемов, ни кольчуг, ни мечей и щитов; навстречу деревским рогатинам устремлялись такие же рогатины и топоры.
– Дерева! – орали одни, чтобы отличить своих от чужих в темноте и сутолоке. – За Дулеба!
– Смоляне! – кричали другие. – За Крива!
– Володислав!
– Станибор!
Князь верхом носился туда-сюда, с седла рубя мечом всех смолян, кто подворачивался; тычком копья его ранили в бедро, но он пока не замечал этого в горячке боя. Его не учили обращаться с мечом, но тот сам летал, как молния. Одного касания острым лезвием, особенно в открытую часть тела, было довольно, чтобы нанести рану; из-за этого казалось, что меч наделен волшебной силой и несет смерть одним своим прикосновением. «Будто серп Маренин!» – мелькнуло в мыслях Володислава. Русы дают своим мечам имена. Если так, то Серп Марены – хорошее имя.
Величар не ввязывался в схватку накоротке: сидя в седле, он выцеливал белые рубахи и пускал стрелы одну за другой – почти всегда попадал. Крики, скрежет железа, стук по дереву раздавались уже по всей небольшой веси. Между избами, возле стен, внутри строений, даже у череды низких банек у ручья – везде метались темные очерки сражающихся, звучали вопли боли и крики торжества.
Продолжалось это не слишком долго. Уступающие числом, захваченные почти врасплох, смоляне были едва ли не все перебиты. Сколько-то их, наверное, успело уйти, пользуясь темнотой, убежать к лесу или по дороге к Нелепову. Пленных не брали: измученные ожиданием войны и досадой первых поражений, древляне в каждом ратнике киевского войска видели голову Змея и стремились срубить ее раз и навсегда. Раненых добивали, обрушивая секиру на незащищенную голову. Вскоре по площадке меж изб уже нельзя было пройти свободно, не наступив и не споткнувшись о тело.
Отрок Володислава трубил в рог, созывая всех своих. Древляне собирались к князю, тяжело дыша и опустив топоры или вскинув на плечо рогатины. У всех эти клинки, предназначенные для зверя, впервые попробовали человеческой крови. Ратники распахнули кожухи, поснимали шапки, умаявшись на смертной жатве; глотали снег, но не сразу им удавалось найти клочок, не истоптанный и не покрытый кровавыми брызгами.
– А и хрен! – Медведь взял горсть снега возле кровавого пятна. – Сколько лет они нашу кровь пили, теперь мы малость выпьем.
Берест потер снегом лезвие своей секиры, потом почистил полой кожуха. Вот и он нашел для нее настоящее дело. Для него это был первый бой накоротке, он помнил свой замах, удар, как будто они все длились и длились. В сердце еще кипели страх и шальное веселье – напиток настоящего боя. И крепло ликование – одолели! Вырь осталась за ними, смоляне выбиты отсюда.
– На Нелепов! На городец! – кричали вокруг.
– Княже, веди!
– Перуну слава!
– Не опомнились пока!
Близ устья Припяти русской рати должно быть не более трех сотен, и почти треть из этого числа уничтожена. Древляне тоже понесли потери – десятка четыре было убитых и раненых. Но и так их оставалось куда больше, чем у смолянского воеводы в Нелепове и близ него. Нельзя было терять времени.
Володиславу в тепле избы перевязывали бедро – лишь когда все стихло, он ощутил боль и заметил, что красная влага леденеет на портах и обмотках. Но останавливаться он не собирался – не теперь, когда Перун наконец-то обратился к ним благосклонным лицом. Отроки вывели его из избы под руки и посадили на коня, подведенного прямо к навесу. При своем невысоком росте наездником он был ловким и уверенным и мог справиться с конем, даже будучи раненым. Сумерки редели, воздух яснел, уже можно было разглядеть все строения и многочисленные тела на снегу.
– Собирайте стрелы! – приказал Володислав. – Берите у них из оружия кому чего надо, и пойдем на Нелепов!
Он чувствовал волну удачи – пока она не спала, все получится. Будто сам Перун в спину подул…
Пока оправлялись, рассвело. Оставив раненых в Выри, тронулись к Нелепову. Дорога была нахожена и накатана – видно, с городцом поддерживали связь. Несмотря на усталость после боя, шли бодро, переговаривались, везде звучали восклицания, полные лихорадочного оживления:
– Тут на меня выпрыгивает, а я ему – н-на!
– Что, Хотенка, в порты не навалил со страху?
– Гляди, рогатина какая! Видно, что варяжский кузнец делал.
– Да у них там, у смолян, полно варягов…
Вдруг спереди раздался свист, навстречу строю побежал отрок, размахивая сулицей:
– Идут! Идут они!
Володислав резко послал коня вперед и выехал на гребень берега, обогнав строй. Отсюда уже был виден совсем близко Нелепов – вал на мысу, поверх него бревенчатый тын, – а по крутому увозу от ворот спускалась черная толпа. Над головами колыхался целый лес рогатин. По виду толпа была вдвое меньше древлянской.
– А ну вперед! – заорал Володислав. – Бей!
Древляне устремились навстречу. Увидев их, смоляне – как видно, спешившие на помощь своим в Вырь, – остановились, смешали ряды. Потом подались назад и покатились в ворота городца.
– Наддай! – вопил Величар. – Навались, братки, живее! На плечах их в город влетим!
Но смоляне едва успели покинуть городец и были к нему гораздо ближе, чем древляне – к ним. Пока древляне добежали, они уже все зашли внутрь. Ворота затворили, на подбегающих древлян обрушился дружный залп из полусотни луков. Стрела вонзилась в шею лошади Володислава; даже без крика лошадь завалилась, так что он едва успел выдернуть ногу из стремени, чтобы не оказаться придавленным. Жилы оледенели от мысли: чуть правее – и стрела вошла бы в его грудь, сейчас живая лошадь несла бы висящее в седле мертвое тело. Последнего князя деревского…
Еще две стрелы ткнулись в землю рядом с плечом и головой. Володислав распластался, прячась за лошадиной тушей.
