От Любеча до Киева – три конных перехода или пять пеших. Легко было высчитать, когда Святослав появится в Киеве. С нетерпением его ждали все. Эльга ждала своего единственного сына – теперь уже навсегда единственного. Дружина – вождя, который поведет их в поход на древлян. Разная чадь, простая и мудрая, – нового князя, господина над русью и полянами. И все эти ожидания устремлялись к отроку тринадцати лет от роду…
Эльга не видела сына около двух лет – с тех пор как после похода на смолян Ингвар отослал его на Ильмень, в Новый город. Счел, что пришла пора разделить наследие своей семьи – имущество матери и братьев в старом Хольмгарде – и владения великого и светлого князя русского. При жизни четырех поколений Хольмгард был стольным городом Приильменья. Но теперь его владыки – Ингвар и Святослав – стали чем-то большим, а Хольмгард превращался лишь в старую родовую усадьбу. Великому князю русскому и подчиненным ему словенам Приильменья требовался новый город, и юный Святослав, князь-отрок, пробовал свои силы в городе-отроке, в котором первые избы были ровесниками своему владыке.
Но расправить крылья там юный князь не успел – его позвал великий киевский стол.
У Почайны юного князя встречали Тородд и Мистина. Хакон и другие родичи ждали у Эльги. Сначала, как водится, была шумная возня, приветствия, восклицания: все обнимали приезжих, едва дав им снять кожухи. Вместе с юным князем прибыл его кормилец Асмунд – брат Эльги и Уты, и сын Уты – Улеб.
Увидев сына, Эльга поразилась, как он вырос. За эти две зимы Святослав заметно вытянулся, хотя матери еще не перерос. Но куда сильнее он изменился душой: от нее уехал отрок, исполняющий волю отца, а вернулся юный князь, хорошо знающий свои права и обязанности.
На следующий день назначили принесение жертв и возведение на престол. Но, когда схлынул шум всеобщих приветствий, когда Мистина и Тородд увели Асмунда пить пиво, а мать и сын остались почти вдвоем, оказалось, что молодой князь приехал уже недовольный. За время долгой остановки в Любече Святославу рассказали обо всем, что успело случиться до Коляды, – о походе Эльги на могилу мужа, о налете Люта Свенельдича на Малин, даже о поездке Мистины к Етону плеснецкому.
– Мы отправимся сразу, как только мои люди отдохнут с дороги, – сказал он, когда Эльга спросила, сколько он задержится в Киеве. – Я и так слишком сильно опоздал. Но это твоя вина. Зачем ты начала без меня! Ты не должна была начинать месть, пока я не приеду.
– Маломир сватался не за тебя, – улыбнулась Эльга. – Только у меня был этот случай, и боги не простили бы, упусти я его.
Недовольство сына ее удивило: она ждала, что он будет восхищаться ее силой духа и отвагой, как это делали все вокруг.
– Да леший бы взял его и его сватовство! Ты не должна была туда ехать и ничего делать, пока я не приеду. А я уж сам показал бы этому гаду, какое он имеет право свататься к моей матери, убив моего отца!
– Но я не могла упустить такой случай! – повторила Эльга, изумленная тем, что ей приходится защищаться и оправдываться после своего подвига. И перед кем – перед сыном. – Маломир не ждал от меня беды, он был пьян от своей удачи и мнил, что схватил Перуна за бороду. И все его люди думали, что мне теперь остается только плакать и принимать их волю. Нельзя было упустить такую добычу! Сами боги послали мне этот замысел, и боги его благословили. Нам все удалось, мы убрали разом и Маломира, и полсотни его бояр. Мы обезглавили древлян, и теперь они вполовину слабее, чем были!
– Слабее! Да уж, это верно! – с досадой воскликнул Святослав. – Но какую я теперь добуду славу, когда мой противник ослаблен, все равно что закопан в землю по пояс. Мне нужна настоящая честь, а такая дается только победой над сильным врагом! Я бы сделал не так: послал бы к ним, чтобы они собрались все вместе и приготовились к бою, и тогда победа над ними принесла бы мне истовую славу! Я только вступаю на княжий стол, а уже вынужден начинать с бесчестной победы! Ты лишила меня…
Продолжить ему не удалось: Эльга шагнула ближе и с коротким сильным замахом влепила чаду пощечину. Святослав прикусил язук и отшатнулся; на лице мелькнула растерянность, в голубых глазах заблестели слезы от боли и обиды. До сих пор его били, только когда учили оружному и рукопашному бою.
– Как ты смеешь, щенок! – гневно крикнула Эльга. – Ты обвиняешь меня, будто я отняла у тебя честь! Обвиняешь в бесчестье! Я – твоя мать! Я чуть не умерла, пока тебя рожала, вон, спроси Уту, она подтвердит, – княгиня кивнула на свою сестру. Вместе с Улебом та в ужасе смотрела на ссору, стараясь вжаться в стену. – Я три дня лежала в горячке, даже Мальфрид считала, что я умру! Благодаря мне ты, единственный мне судьбой обещанный сын, родился в Киеве, а не в медвежьей берлоге! Не в том паршивом городце на Ловати, куда меня хотели отдать замуж. Благодаря мне ты получил Олегов стол, когда тебе было три года от роду! Ты не знаешь – и никогда не узнаешь! – всего, что я сделала, чтобы у тебя не было соперников на этом столе! Я позволила изгнать из Киева моего брата Хельги, потому что выбрала твоего отца и тебя! Что я сделала, чтобы у твоего отца не было других сыновей, кроме тебя! Тебе не пришлось бы винить меня, если бы ты сейчас сражался с двумя-тремя братьями! Если бы я не думала о тебе, я уже была бы снова замужем, ты знаешь об этом? Вся родня и дружина хотели выдать меня за Хакона, и тогда ты и он имели бы равные права на этот стол! И тебе, самое лучшее, пришлось бы ждать, пока он умрет. А потом сражаться с его сыновьями – от меня или не от меня. Но я всю жизнь думала только о тебе! Я много раз отнимала у себя самое дорогое, чтобы сохранить для тебя твое наследство. А ты, глупое теля, думаешь только о себе. Отрасти свою честь и славу, а не пытайся отнять у матери! Время сосать грудь для тебя давно прошло.
Святослав опустил голову. Свое звание соправителя и единственного наследника он принимал как должное и никогда не задумывался, чьими трудами оно было ему вручено и чем оплачено. Но не менее слов его поразило и смутило пылающее гневом лицо матери, ее горящий, твердый взгляд.
Он-то думал, что пришел в Киев занять пустующий стол. Но, похоже, мать считает звание соправительницы не пустой оговоркой.
– Прости, матушка, – он подошел к ней, опустив лицо с пылающей щекой. – Но я тоже должен… Орел кричит рано…
– Святша, ты только вступаешь на престол, – умиротворяюще сказала Ута, стараясь поскорее водворить мир и согласие. – У тебя впереди еще лет пятьдесят славной жизни и целая вечность славной памяти. Дай же твоей матери достойно завершить… – она запнулась, поскольку завершать жизнь двадцатидевятилетней княгине было рановато, – свое правление, чтобы уйти в сиянии славы.
– Я никуда не собираюсь уходить, – уже не так гневно, но суховато и твердо поправила Эльга. – Я была соправительницей Ингвара, как и ты, – она взглянула на сына. – Мы владели этим престолом втроем. Теперь нас осталось двое – ты и я. Таков был уговор между моим Олеговым родом и родом твоего отца. Послухи живы и сейчас здесь – Асмунд, полянские бояре. Нет только Торлейва и… Хельги, – она вздохнула, вспомнив самого старшего и самого обаятельного из своих братьев. – Но мои права – на всю жизнь. Даже когда ты женишься, я буду сидеть на своей половине престола, пока не умру. Я своим браком с Ингваром создала Русскую державу от Хольмгарда до Днестра, и я не раз уже не позволила ей развалиться. В тот день, когда я пришла на могилу Ингвара, я это сделала для того же – чтобы не дать моей державе развалиться и не оставить моего сына без наследства.
