Весь берег был занят людьми. Грузили сани, на ровном лугу, где снег был вытоптан до земли, непрерывно шла учеба: стрельба по кругам из соломенных жгутов, метание сулиц.
– Шаг! Шаг! – разносился голос Пламень-Хакона, с коня отдающего приказы длинному строю щитов.
Вот он проскакал вдоль строя, проверяя, насколько ровно. На нем был шлем, сверкающий позолоченным куполом – чтобы ратники привыкали соизмерять свои передвижения по этому светочу битвы.
– Ох, ох! – со смесью насмешки и восхищения пробурчала Соколина, глядя вслед супругу новобрачному. – Разогнался-то…
На том краю поля показалась кучка всадников. Отрок в шапке с куньей опушкой удивительно смотрелся среди зрелых бородатых мужей, и оттого яснее становилось то, что отрок этот – живое солнце державы.
– Будь жива, княгиня, – сказал позади Эльги знакомый низкий голос.
Княгиня обернулась: загляделась на сына и не услышала сзади чавканье копыт по влажному снегу. Возле нее обнаружился Мистина с телохранителями.
– Поговори со мной, – тихо попросил он, чтобы не услышали их сопровождающие.
Эльга тронула коня и отъехала на несколько шагов.
– Ты собираешься меня отговаривать?
– В прошлый раз опасность была куда больше, но тогда ты на уговоры не поддалась. Но зачем тебе это нужно?
Эльга поехала шагом вдоль края поля; Мистина двинулся за ней, Соколина и телохранители остались на месте. Она знала, что он ее об этом спросит, но еще не придумала, как лучше ответить. Наконец княгиня обернулась:
– Я должна быть там. Не думай, что мне очень хочется снова видеть… то, что я видела на могиле, но… Святша…
Эльга сжала зубы и сердито выдохнула. Огляделась, убеждаясь, что их никто не слышит, и добавила:
– Он меня напугал. Пока я его не видела, он вырос. Слишком вырос. Он уже хочет, чтобы все это принадлежало только ему. И честь, и слава, и власть. Но ему тринадцать лет! Не двадцать, не семнадцать… Когда Ингвар стал киевским князем, ему шел двадцать второй год. А у Святши еще ни ума, ни опыта, ни знания… Еще лет восемь или десять ему будет нужен кто-то, кто сумеет его осадить. И не Асмунд. А чтобы держать его в руках, я должна показать, что не слабее его. Чтобы ему было нечем передо мной гордиться. Мы оба с ним князья и соправители, мы равны – и не важно, что я женщина.
– У нас два князя… – Мистина улыбнулся, напоминая о чем-то давно минувшем, – просто один из них приходится другому матерью.
– Как-то так, – Эльга кивнула, но не улыбнулась. – И еще… ты тоже думаешь, что в Деревах нужно не оставить живого места? Как он сказал – только пепел.
– Чтобы потерять деревскую дань на ближайшие лет десять или больше?
– Дело не только в дани. Мы уже убрали всех, кто был перед нами виноват. Всех, кто затеял этот мятеж, кто поднял руку на Ингвара. Остался только Володислав, но, чтобы убрать его, не обязательно уничтожать все веси и городцы!
– Князь так приказал.
– Вон тот князь так приказал, – Эльга слегка указала концом плети в сторону Святослава. – А вот этот, – она указала на себя, – прикажет брать таль, а старейшин приводить к присяге. Сейчас их покорности мешает только Володислав. Когда его не будет, новые бояре не так уж захотят терять свою власть, которую получили и удержали благодаря нам.
– Можно и договориться. Но не сразу. Поначалу надо жечь. Чтобы те старейшины хорошо видели, какой у них нынче выбор.
– Ты со мной согласен?
– Что мне в том пепелище? Полон продать можно, вон жидины наши от радости сами не свои, весь день у меня под воротами толкутся, предлагают загодя сторговаться. А от трупов, как поведал Один, нет совсем никакого толку.
Они шагом ехали вдоль края поля. Эльга молчала, закусив губу, но Мистина, поглядывая на нее, заметил влажный блеск глаз.
– И это мой родной сын! – перехватив его взгляд, шепотом воскликнула она. Обида острой болью терзала ее сердце. – Ради него одного я сбежала от медведя и порвала с чурами! Мне тогда предсказали, что у меня будет всего один сын, и я поняла: если я не хочу, чтобы он родился в лесу и стал волхвом, мне придется бежать и дать ему другого отца! Я порвала с родом, поставила под удар все, всю свою судьбу, честь, жизнь! Я чуть не умерла, когда он родился! Всю жизнь я… ты знаешь… готова была на все, лишь бы он получил все вот это! – Она взмахнула плетью, не в силах сразу обрисовать все многосложное наследие семьи. – А он попрекнул меня, что я украла кусок его чести! Мой родной сын!
Рукавицей из белого горностая она сердито стерла слезы со щеки. Мистина не ответил, глядя перед собой. Его отец когда-то тоже имел повод с негодованием воскликнуть: «И это мой родной сын!» Напоминание о давнем своем позоре Мистина теперь постоянно видел перед собой.
– И вот теперь, когда я думала, что он возьмет на себя… что мне станет легче… что я смогу на него опереться… я должна бороться с ним! За мое достоинство и чтобы он по детской заносчивости не загубил все, что я столько лет растила и оберегала! И поэтому мне придется идти в поход посреди зимы. Пусть даже я простыну и умру!
– Не умрешь, – утешил ее Мистина. – Я придумал. Пошлю к Казанаю и попрошу у него взаймы юрту. Зимой она ему не нужна. Или куплю. Там можно разводить огонь и жить, почти как в избе. Если не лучше.
– О! И правда! – оживилась Эльга. – Как я не додумалась. Сейчас же пошли.
Мимо них прошла какая-то ватага – после учений назад в дружинный дом, отдыхать и обедать. На ходу все кланялись княгине и воеводе; Эльга кивала с коня, улыбаясь и скользя приветливым взглядом по лицам. По ее виду никто не догадался бы, что сейчас не древляне казались ей самым страшным врагом – а собственный ее юный сын, впервые обнаруживший честолюбивую волю. Мы привыкнем друг другу и все у нас наладится, думала Эльга, глядя, как Святослав сошел с коня возле соломенной мишени и метит сулицей в середину круга. Два года они прожили врозь – те самые годы, когда человек взрослеет. За это время он слишком изменился. Но ведь это тот же ребенок, которого она совсем, казалось, недавно носила на руках, кормила с ложки…
Но стоило Эльге вспомнить острый взгляд этих сине-голубых глаз, как по спине продирало холодом. Тот ребенок, что уехал в Новогород, не вернется никогда. А мужа, что идет ему на смену, она совсем не знает. Когда закончится эта война, возможно, начнется другая. Какой должна быть победа в той войне?
– Поедем, я тебе еще кое-что покажу, – позвал ее Мистина.
Они проехали к дружинным кузням у ручья. Вовсю шла работа: из окошек тянулся дым, раздавался звон множества молотов и молотков. Снег вокруг почернел от рассыпанного угля. Для похода требовалось много стрел и сулиц – как можно больше.
Мистина приказал что-то отроку; тот сошел с коня, исчез в кузне, сразу же вернулся, неся в кулаке что-то маленькое. Воевода взял у него вещичку и поднес Эльге.
Она взглянула и удивленно подняла брови. На ладони Мистины лежал наконечник стрелы – это она догадалась, – но очень странный. Обычного вида были втулка и острие, но часть между ними представляла собой два железных стержня с промежутком между ними, перекрученных навроде свитня.
