Мне не страшно.
Я останавливаюсь перед обыкновенной приоткрытой дверью. Оттуда падает свет. Там что-то движется: слышу толчки, шорох, поскрипывание. Оно там. Сердце Завода. И нож в моей руке.
Бесшумно ступаю вперед. Вижу комнату с высоким потолком. Море света, огромный пульт мерцает экранами, а между мной и пультом стоит — спиной ко мне — человек.
Тем лучше. Прикрываю глаза. Вероятно, через секунду мой нож перерубит сонную артерию у него на шее…
Я прыгаю с места, легко преодолеваю те пять шагов, что нас разделяют, и вонзаю нож ему в шею. Вернее, мне кажется, что вонзаю. А на самом деле человек молниеносно разворачивается и перехватывает мое запястье холодными твердыми пальцами.
Я вижу его лицо.
Оно не молодое и не старое. Оно вне времени, и кажется, что оно выковано из металлических плит. Черные складки-стыки. Глаза смотрят будто из дюз. Маленькие, холодные глаза. Под его взглядом я обмираю.
— Я знал, что мы еще встретимся, — говорит он равнодушно.
Сбросив оцепенение, пытаюсь вырваться. Он перехватывает меня за левую руку, а правое запястье сжимает так, что нож валится на пол. Наступив на лезвие, отшвыривает меня, как тряпку.
Я отлетаю к стене. Бьюсь затылком. Сползаю вниз. Вспоминаю, как он за несколько секунд уложил троих — троих матерых бандитов, подручных энергодилера…
Но и я сейчас много сильнее, чем была тогда!
Я поднимаюсь. Охотница превосходила меня в росте, в силе, она была вооружена, а я нет — но я ведь ее одолела!
Жду, пока мой враг сам начнет атаку. Но он не атакует. Стоит, будто железный, и смотрит так, словно я — насекомое. Приходится нападать первой. Делаю обманное движение, возможно, сейчас он попытается до меня дотянуться, я подхвачу с пола нож и…
Он легко просчитывает мой обман. Хватает меня за горло — резко, точно, как автомат. Он может задушить меня. Может сломать шею. Мне по-прежнему не страшно, но осознание, что все опять напрасно, сводит меня с ума.
Он опять отбрасывает меня. Он меня не боится. Стоит и смотрит сверху вниз. Я лежу, прислонившись затылком к стене.
— Ты кто? — спрашиваю, пытаясь отвлечь его внимание. Выжидая момент, чтобы попытаться еще раз.
— Я Сердце Завода, — говорит он, и его глаза в провалах-дюзах становятся еще темнее. — Его хозяин.
— Врешь, — говорю я, покрываясь холодным потом.
— Нет. Ты ведь искала меня? Вот, нашла.
Я молчу. Мне нечего сказать. Головач опять ошибся. Сердце Завода не мягкое, не податливое, его нельзя так легко проткнуть…
— Ты проиграла, — говорит мой враг.
Он прав.
Он не связывает меня и не сковывает. Просто запирает в маленькой комнате с низким потолком. Слабо светится красная щель над дверью, будто зловещее узкое окошко. Железные стены, железный пол. Я сажусь в углу и обнимаю колени.
Все напрасно. Погибшие волки. Головач, своим телом помешавший двери закрыться. Ужас, который я испытала в проклятой трубе. Все зря.
Я сижу, не шевелясь, и час, и два. От жажды склеились губы. Сколько мне осталось? Сколько долгих минут пройдет, прежде чем я наконец умру?
Бесшумно открывается дверь. На пороге стоит Хозяин — я вижу только его силуэт. Хочется отвести взгляд. Но я должна смотреть в глаза своей смерти.
— Пей, — ставит передо мной стеклянную кружку с водой. Такие кружки я видела давным-давно, в городе, в дорогих кафе.
Я не двигаюсь.
— Ты что, решила умереть от жажды?
Я молчу.
— Очень жаль, — говорит он. — Я как раз собирался кое-что тебе показать… кое-что, связанное с Заводом. И с городом. Тебе было бы интересно, но раз ты твердо решила умереть…
И он делает движение, будто собираясь уходить.
— Что? — спрашиваю я растрескавшимися, пересохшими губами.
— Выпей, — кивает на воду.
Сделав первый глоток, уже не могу остановиться — за все сокровища мира. Допиваю до дна, слизываю последнюю каплю и тогда только понимаю, что это не просто вода. Там что-то намешано. Солоноватый вкус. Яд? Тем лучше. Смотрю на Хозяина, ожидая, что он теперь скажет.
— Минеральная вода, из скважины, поддерживает силы, — протягивает мне руку. — Ну, пойдем.
Поднимаюсь без его помощи. Сильно кружится голова. Пережидаю, ухватившись за стену.
— Иди за мной, — говорит Хозяин.
На нем черная куртка с фосфоресцирующим узором на спине. Узор зеленовато светится, хорошо заметный даже в полной темноте. Я не свожу глаз с переплетения зеленых линий, и чем больше на него гляжу, тем яснее становится в голове. Хозяин идет, подставив мне незащищенную спину. Я на ходу снимаю черный шнурок, стягивающий ворот рубашки. Он очень прочный, плетенный из нескольких полосок дубленой кожи. А у Хозяина шея открыта…
Он перехватывает меня двумя руками за запястья. Как будто ждал моего броска. Как будто видел наперед.
— Если ты не перестанешь на меня кидаться, я ничего тебе не покажу, — говорит, по обыкновению, равнодушно. Даже не оборачивается, стряхнув меня на пол. Идет дальше. Поднимаюсь и, униженная, почти бегу следом — чтобы не отстать.
Понемногу становится светлее. Воздух удушливый и плотный: сквозь желтый туман трудно разглядеть собственные руки. Мой проводник останавливается.
— Видишь лестницу?
Я вижу. Железная лестница стоит вертикально. Грязная, покрыта копотью и ржавчиной. На середине каждой перекладины тускло блестит пятно, будто отполированное множеством прикосновений.
— Поднимайся, пока хватит сил, — говорит Хозяин. — Когда устанешь, остановись, отдохни. Я подожду.
Я презрительно хмыкаю. Берусь за холодную железную перекладину, подтягиваюсь, ставлю ногу…
Поднимаюсь.
Мерное движение возвращает присутствие духа. Я не сижу на месте — я двигаюсь вверх. Если есть движение, значит, что-то меняется. Если что-то меняется, значит, есть надежда. К тому же этот подъем напоминает, как я в первый раз взбиралась на башню, чтобы встретиться там с Мавром и Алексом…
Я не считаю перекладины-ступеньки. Потом начинаю считать. Потом бросаю. Мельком оглядываюсь вокруг. Темнота редеет, сквозь туман хоть что-то можно разглядеть. Я опять в трубе — на этот раз широченной, выложенной из плотно прилегающих друг к другу кирпичей. Это почти красиво.
Я замедляю движение.
— Устала? — спрашивает снизу Хозяин. Он поднимается сразу за мной. Его голос отдается от кирпичных стен и повторяется несколько раз: «Устала? Устала? Устала?»
— Нет, — быстро отвечаю я. И эхо повторяет на этот раз мой голос: «Нет! Нет! Нет!»
Поднимаюсь дальше. Становится все светлее. Запрокинув голову, вижу небо — бледное, утреннее. Настоящее небо.
