— Ну, я.
— А это я, — говорит он и светит себе в лицо.
Они выжили.
Пока усиленный отряд полиции поднимался с тридцатого этажа на сто пятидесятый, все обитатели гнезда Перепелки успели переправиться на соседний небоскреб. Район башен был оцеплен, спасения не предвиделось и здесь, но хитроумный Мавр отыскал ход в подвал, а оттуда — в канализационную систему.
— А соседей накрыли, — рассказывала бледная, исхудавшая Перепелка. — Они похвалялись скинуть полицейских вниз со своего гнезда. Нескольких скинули, а потом их подожгли… Мы видели, как они разлетались: крылья горели, тросы лопались… Кто остался жив, полицейские забрали.
Я облизываю сухие губы.
Ребра у меня трещат от объятий. Рядом с Перепелкой сидят ее дети, они здорово выросли. Мальчик здоров, но немного прихрамывает. Здесь же Алекс (он сидит на педалях динамо-лампы), Лифтер, Лешка-барабанщик, еще кое-кто из давних знакомых. Все смотрят на меня, как на чудо.
— Вы так и живете — под землей?
Все молчат.
— Видишь ли, — с неохотой говорит Мавр, — после той истории… Во время энергошоу… Когда на экране появилась надпись неизвестно откуда…
— Завод существует, — прикрыв глаза, декламирует Перепелка. — Пожирает энергию людей. Не верьте энергоконтролерам, ловцам. Ищите СИНТ. Это я, Лана…
— Это я, — повторяю эхом. — Это… не неизвестно откуда. Это из рубки Хозяина Завода. Это он управляет энергетическим шоу. Это он решает, что будут смотреть синтетики.
В тесной подземной комнатке — тишина. Слышно, как бежит вода по стокам. Алекс перестает вертеть педали, и лампа медленно гаснет.
— Шизофрения, — говорит Алекс в полной темноте.
И тогда я начинаю рассказывать. Все подробно — с того самого момента, как я спустилась с башни, чтобы добыть лекарства для Перепелкиного сына.
По мере того, как я рассказываю, Алекс налегает на педали — сперва понемногу, потом все сильнее и сильнее. Динамо-лампа разгорается так ярко, что я вижу складку на лбу Перепелки. Вижу потрясенные глаза мальчика и девочки. Вижу седину на висках Алекса и черные ногти Лифтера. Вижу известковые потеки на потолке, вижу рисунки углем на стенке напротив…
Я рассказываю о людях-волках, о поселке трех родов, о Царь-матери, о Головаче. Только о Яром не говорю ничего. Рассказываю о поединке с Царь-матерью, о том, как, умирая, она дала мне имя…
— Лана?! — произносят одновременно несколько голосов.
— Что? — спрашиваю я.
— Рассказывай, — хрипло говорит Мавр.
Я рассказываю о плесе Молний, о приходе весны, об обряде имяположения, о развилке в будущем и о своем решении. Все слушают. Алекс налегает на педали. Когда я дохожу до атаки на Завод, лампочка, накалившаяся до белого блеска, вдруг лопается и разлетается стеклянными осколками.
Никто не говорит ни слова.
— Погоди, — мрачно бормочет Алекс в полной темноте. — Новую лампу поставлю. А то Лешке не слышно.
И он в полной тишине меняет лампочку. На педали садится теперь уже Лифтер. Он светит экономно: только затем, чтобы глухонемой Лешка видел мои губы.
Я рассказываю, как погибли мои товарищи. Как попала на Завод, но не смогла остановить его Сердце. И как Хозяин рассказал мне правду: Завод питается энергией людей, чтобы аккумулировать ее и передавать в город, на СИНТ…
Все молчат.
— Что такое СИНТ? — спрашивает Мавр после длинной паузы.
Я объясняю. Они переглядываются.
— Знаешь, — говорит Мавр, — если бы это была не ты… я бы не поверил ни слову.
— Он тебя отпустил? — звонко спрашивает мальчик.
Я вздыхаю и рассказываю дальше. О первой попытке побега. И о том, как мне удалось убежать во второй раз: просто потому, что погонщик не выдал меня. Наверное, пожалел.
— Пожалел? — нехорошим голосом спрашивает Алекс.
— Не все они негодяи, — говорю я. — Они… очень зависят от энергии. Получают несколько доз за ночь, им требуется все больше…
— Я видел таких, — говорит Лифтер.
И снова становится тихо.
— Я искала вас, — говорю шепотом. — Я уже думала, вас всех скормили Заводу. Я зашла к Римусу, а у него…
Они переглядываются.
Алекс, переступая через сидящих, подходит ко мне. Светит в лицо фонариком. Заглядывает в глаза. Оттягивает веко. Я удивленно смотрю на него.
— Ты думаешь, я сумасшедшая?
— Нельзя отрицать. Твой бред логичен, но… как ты докажешь, что была в горах? Что была на Заводе? Что Лана — это ты? А ты — Лана?
Мне почему-то становится весело.
— Хочешь, я научу тебя танцевать Аркан?
— А ты можешь? — быстро спрашивает Мавр.
Этот подвал чем-то похож на «Сорванную крышу»: стойка барменов, ударная установка, круглые туши барабанов в центре. Только танцевать на них нельзя: упрешься головой в потолок, довольно низкий, недавно выкрашенный белой краской, но уже покрывшийся ржавыми потеками.
В подвал можно войти с улицы. Вывеска небольшая, но задиристая: «Бан-Кротство: У Крутого Крота». Здесь веселятся синтетики после энергочаса. Совершенно легальное, законопослушное заведение.
Есть и другой вход. Из канализационного люка. В него-то мы и вошли.
Хозяина зовут Бан. Прозвище, разумеется, Крутой Крот. Я поражаюсь, увидев его: он очень тощий, бледный и почти слепой. Щурится, то и дело снимает темные очки, чтобы протереть слезящиеся глаза.
— Что это с ним? — спрашиваю Алекса, когда Бан отходит проверить, заперта ли дверь.
— Он крот, — говорит Алекс еле слышно.
— Чего?
— Понимаешь… мы живем в подземелье потому только, что нам позволили кроты. Это их территория. Хотя сами они живут гораздо глубже.
— Кроты?!
— Ты — Лана, и ты не знаешь, кто такие кроты? — спрашивает Бан, незаметно оказавшийся рядом. У него странная походка — неуклюжая и немножко смешная, зато он передвигается с молниеносной быстротой.
— Я Лана, — говорю я, — потому что меня так зовут. Что именно тебя удивляет?
Алекс и Бан переглядываются.
— Потом, — решает Бан. — Значит… ты хочешь сегодня хорошенько потанцевать?
— Да, — говорю я. — Повеселимся как следует.
Внешняя дверь клуба по-прежнему закрыта. Бан впускает только тех, кто стучит особым стуком. Этот стук — коротенький ритмический фрагмент — Лешка-барабанщик перевел бы как «свой, безопасно, очень нужно». Приходят разные люди — такие разные, что мне вообще непонятно, как Бан решается всех впустить.
Приходят синтетики — всегда парами. Один приводит другого: парень девушку или девушка парня, или друг друга. Ведущий в такой паре старается казаться спокойным, уверенным. Другой — ведомый — сильно нервничает и не может этого скрыть.
