Еще сны какие-нибудь тематические начнутся.
А еще Лавентин будет весь такой милый, очаровательный и добрый.
Ну и какие у меня шансы устоять против него?
Никаких.
Будь Лавентин подлецом или мистером «директор школы» вроде Раввера, я бы продержалась, а этот взглянет серо-зелеными глазами – и все, я даже сердиться за похищение на него не могу.
Попала. Кажется, я действительно попала.
Надо срочно обдумать, что я теряю в случае согласия остаться здесь навсегда.
Следом за мной выскочила из засады химера.
– Пригнись! – Я бежал к министру.
Застрелят ведь! И его и меня.
Министр провалился во тьму теней у себя под ногами. Химера прыгнула на меня, притиснула к земле. Громыхнул нестройный залп. Над нашими головами вились, хлестали друг друга водяные змеи-плети, яростно шипели.
Солдаты и офицеры, пригибаясь, лавируя между постройками, воронками от химико-магических бомб, полыхающими сарайчиками и мусором, помчались к хранилищам.
Я лежал под химерой. Она опять вошла в режим защиты и наотрез отказывалась слушать мои приказы идти в атаку.
В общем-то, она права. С боевыми заклятиями у меня слабовато. А еще я стал понимать план министра.
Встав под пули и выпустив магию, он заставил врагов показаться, прощупал их и прошел через тень к кому-то из самых опасных. Судя по опадающим водяным змеям, министр оказался рядом с магом. С Хлайкери? Надеюсь.
И чего я беспокоился? Министр опытный боец, он в Черундии и сам в атаку ходил, и нападениям подвергался. Умеет вести себя на поле боя. Умеет планировать. Выманивать.
Хрюкнув, химера приподнялась. Я высунулся из-под бронированного брюха. Из щелей в стенах ружья больше не торчали. Солдаты открыли широкие ворота.
На захват ушло меньше десяти минут. Не верится, что за это время можно справиться с серьезным противником. На тех ли мы напали?
Бег помогает думать. Я бежала шестнадцатый раз вокруг дома, но с мыслями было туго. Зато развивалась паранойя: казалось, лежащее в кустах бревно переползает с места на место. Оно не делало этого у меня на глазах, но положение с каждым заходом меняло.
Подойти проверить я не решалась – вдруг оно хищное?
И зачем думаю о бревне, когда надо думать о предложении Лавентина?
Если брак с ним – осознанный выбор обоих, ситуация воспринимается иначе. Ведь одно дело жить с человеком, который тебя вынужден терпеть, потому что случайно призвал, и совсем другое, когда тебя оценили и хотят вместе прожить жизнь.
За кустами впереди взвился сигаретный дымок, блеснули драгоценности на платье. Это же дух, который гигантского червяка одним ударом приложил! Я остановилась. Из-за кустов послышался смех, блеснула кожа сумеречного вампира и показалась корона короля эльфов. Лицо этого мутанта моей фантазии закрыл алый букет.
То есть там, за кустиками, стояла родовая магия в женской форме.
А перед ней – привратный дух (форма мужская) с букетом цветов.
Они времени зря не теряли.
Я попятилась. Развернулась и побежала в обратную сторону.
Передо мной возникла сощурившаяся Бабонтия. Еле успев затормозить, я вскинула руки:
– Я не подглядывала!
– Знаю. Без моего согласия ты бы не смогла.
И взгляд насмешливый. Не злой. Но все равно страшно – она с ходу такое чудище уложила. Я снова попятилась.
– Можно мне дальше бежать?
– Выслушаешь, и можно будет. – Бабонтия затянулась сигаретой.
Угрозы в ее голосе не было, просто уверенность, что я останусь. Ну как же не послушать того, кто тебя прихлопнуть может?
– Слушаю.
Внимательно глядя мне в глаза, Бабонтия спросила:
– Что в жизни важнее: вещи или люди?
– Люди конечно же.
– Почему?
Несколько опешив, я объяснила:
– Потому что вещи – это просто вещи. А люди… они незаменимы. – Поморщилась. – Нет, конечно, и люди в какой-то мере заменимы, но они все такие индивидуальные. И они просто важнее вещей.
– Вот именно. – Бабонтия указала на меня мундштуком. – А теперь подумай и скажи себе честно, есть тебе к кому возвращаться или нет. Не к вещам и привычным удобствам, а именно к людям. Все, можешь дальше бежать.
Она провалилась сквозь землю.
– Ну Бабонтия! – вздохнул в кустах привратный дух.
И все стихло. Я осталась одна, а в груди холодело от слов Бабонтии.
Она задала страшный вопрос.
Едва оказавшись в помещении старого хранилища, я заметил металлический блеск деталей, проглядывающих за шторками на перегородках.
Со всех сторон доносился звон изымаемого у женщин и редких мужчин оружия, охи и вздохи, ругань, звон защелкиваемых наручников. Хлайкери среди этих людей не было.
– Даже не пытайся! – Грозный возглас министра перекрыл прочие звуки, заставив меня остановиться на полпути к цели.
Здоровой рукой министр заламывал запястье женщины. Ее растрепанные темные волосы стелились по грязному полу, но свободной рукой она пыталась оцарапать полицейского, а он норовил захватить руку в браслет наручника.
Темная магия министра не выразилась визуально, но удар я ощутил, по коже побежали мурашки. Застонав, женщина сжалась.
Все преступники разом заорали. В гвалте слышалось:
– Ублюдок!
– Длор проклятый!
– Тварь!
– Отпусти ее!
– Сволочь!
– Будь проклят!
– Бей длоров!
Девицы колотили полицейских кулаками, пинались, хватали доски, камни и лупили ими, кричали. Полицейские пытались унять их, но тут и мужчины включились в потасовку. Кто-то страшно заорал. Над моей головой просвистел брошенный кем-то стул. Я присел.
Знакомые металлические детали манили, но вокруг бегали, кричали и дрались люди.
– Тихо!
Хранилище содрогнулось от темной магии министра, его волосы взвились от невидимого ветра, скулы заострились, глаза провалились, точно у мумии, и голос приобрел потустороннее звучание:
– Прекратить сопротивление!
– Иди ты! – взревел один из арестантов, треснул лбом полицейского и потянулся к валявшемуся на полу ружью.
Черное пламя охватило мужчину, плоть истлела, осыпалась с сероватого скелета. Лишившиеся связок кости повалились на пол, череп отскочил в сторону и уставился на остальных пустыми глазницами.
– Клеар, – всхлипнула и заплакала одна из растрепанных женщин, выпуская из рук кирпич.
