– Сюда. – Он распахнул дверцу.
Я прыгнул на сиденье. Разворачиваясь вперед, схватился за голову.
Моя коллекция…
Мои разработки…
О Хуехунова бездна, как я без них?
Ворота наконец открылись, ландо рвануло вперед. Я тоже наклонился вперед, вцепился в спинку сиденья и с ужасом смотрел, как башня моего дома вытягивается на ненормальную высоту. Еще немного, и ее сломает ветром.
Что делать?
Когда меня дернули за рукав, я услышал:
– Лавентин. Лавенти-ин!
Обернулся. Министр ошеломленно смотрел на меня:
– Ты откуда их вытащил? Как их научить управлять домами? Что…
Его голос утонул в чудовищном реве. Кровь отхлынула от лица и сердца, я повернулся: над крышей имения тетушки Индели вздымалась похожая на огромные глаза двойная голова, посаженная на сегментированное тело, каждый фрагмент которого имел по паре собственных хитиновых лап.
– Хуехун нас побери! – Впервые слышал, как министр ругается. – Что это?
– Военный заказ, – отозвался я. – Многоножка для боев в горных труднопроходимых областях. Только она должна быть меньше.
Я так вцепился в волосы, что вырвал несколько.
– Почему она такая огромная? – снова дернул меня министр.
– Она… – Я уставился на него. – Она должна быть меньше, их должны извлекать из стазис-раствора и помещать в землю, заряженную стандартным магическим разрядом, тогда из химических соединений почвы выстраивается тело в шесть метров. А тут… – Мы на бешеной скорости неслись к чудовищу, точно гусеница ползающему по моему саду в поисках добычи. – Оно выросло в земле, сильно пропитанной магией рода, поэтому…
Я рухнул на сиденье, потерянно глядя перед собой. Ландо остановилось на почтительном расстоянии от ворот моего имения. Министр схватил меня за грудки и заставил посмотреть на себя:
– Давай четко и по существу: насколько это опасно и как это остановить?
– Мм… В таком его размере даже не знаю. Я не просчитывал ситуацию, когда рабочий эмбрион попадает на землю рода. Это казалось невозможным, ведь в лаборатории нет земли, там пол каменный.
Сознавая свою глупость, закрыл глаза. Дуся. Он мог уронить пробирки на пол своей землянки, и тогда…
– Кажется, у нас могут быть две проблемы.
– Что еще? – прорычал министр.
– Тот второй эмбрион, что был у меня с собой, он… Ну, он для войны в Черундии. Рассчитан передвигаться по пустыне, под песком. Здесь, конечно, условия не те, но он может медленно, но все же переползать под землей.
Прикрыв глаза ладонью, министр беззвучно шевельнул губами. Затем выпрямился, испепеляя меня взглядом.
– Вылезай и беги предупредить соседей, а я вызываю военных!
Подтолкнул меня к открытой дверце, и я спрыгнул на дорогу.
Многоножка с шумом и скрипом ползала по саду. Покачиваясь на ветру, стонал дом. Земля завибрировала, вспучилась, будто под ней что-то ползло.
Бедный остров длоров…
Дом скрипел. Пол качался в одну сторону – в другую, в одну – в другую. Пуфик медленно сползал по паркету туда-сюда, туда-сюда.
Мы с девочкой сидели в дверном проеме. Она гладила меня по волосам. А я следила за пуфиком, за время своего катания уменьшившимся вдвое, сменившим парчовую обивку на кожаную, золоченые лапы – на никелированные цилиндры.
Конечно, теперь пуфик выглядел привычно. Как и диван. Как ковер с абстрактными пятнами вместо изящных узоров и светлые однотонные обои вместо серебряной вышивки. Торшер и даже плоский телевизор на стене были до ужаса нормальными.
Ненормальным было то, что мы качались, словно плыли в море. Причем, судя по скрипу, на разваливающемся корабле.
Страшно захотелось посмотреть в окно.
Хотя нет, окон с такими чудищами, бегающими снаружи, не надо, лучше что-нибудь поменьше, типа бойницы. Вздохнув, покачала головой. Когда же это кончится?
Девочка потянула меня за руку. Я открыла глаза: прямо напротив нас в стене появилась бойница.
Бойница, которую я примерно так и представляла…
А если представить на обоях цветочки? Зажмурившись крепко-крепко, представила ромашки, нарисованные детской рукой. Открыла глаза: на стене медленно, словно нехотя, но все же проступали именно такие.
Ого!
Получается, если я желаю – это сбывается?
Тогда почему мы качаемся? Превращения дома в корабль я точно не хотела. Поднявшись и сжав руку девочки, по качавшемуся полу двинулась к бойнице.
В нее задувал ветер. Холодный, неприятно пахший дымом. Просунула голову в бойницу и закричала. Девочка вцепилась в меня, и это помогло закрыть рот, но… но…
Мы были на острове. В башне высоко-высоко над большим островом с удивительно ровной береговой линией, а внизу – очень далеко внизу – земля пестрела крышами зданий и парками в окружении стен.
Все это покрывала легкая дымка. Внизу суетились люди в мундирах, к основанию башни шли какие-то ящеромамонты, вокруг ползала огромная сороконожка.
Это они из-за меня собрались? Почувствовала себя в осажденной крепости. И крепость эта качалась на ветру. Да меня одним ударом из катапульты или пушки свалят, полечу вниз – костей не соберу.
И так захотелось, чтобы у моей башенки выросли ножки, как у треног из «Войны миров». Там они резво бегали, мне бы сейчас так – и подальше от собиравшейся у башни армии.
– Если бы ее шкуру можно было пробить гарпуном, зачем многоножку вообще делать? – изумился я предположению, что мое сокровище возьмет какой-то там гарпун. – Это было бы бессмысленной тратой ресурсов, неужели вы не понимаете?
Стоявший передо мной полковник, до этого бывший слегка багровым после моего заявления, что простым военным с моим созданием не справиться, теперь слегка побледнел.
Стоявший в стороне министр снова прикрыл лицо рукой. Что-то у него последнее время этот жест в ходу.
Полковник елейно вопросил:
– И чем же предлагаете, уважаемый длор, с вашим творением сражаться?
Я покосился на выгнутую дугой спину многоножки. Панцирь окреп и блестел как стекло – особое строение хитина, чтобы смесь негасимого огня стекала. Да и огнеупорное оно в принципе. Я же многоножку практически непобедимой создавал даже в размере шести метров, а тут она вымахала на двадцать. И ползала в опасной близости от дома.
А дома жена…
Посмотрел вверх: башня терялась в нанесенном от столицы дыму.
Надо правильно расставлять приоритеты, понял я. Важнее всего было просветить жену относительно последствий ее желаний. Следовало учесть, что самый безродный и нищий человек нашего мира знает, пусть только по сказкам, что хозяйка меняет дом, а иномирянке откуда знать? Вряд ли она достаточно умна, чтобы прийти к такому выводу на основе эмпирических наблюдений.
