– Хорошо.
Так и стояли мы, как два идиота, и пялились на корявую стену. Лавентину хорошо, он не понимал, что на ней написано. Ох, ну что я торможу: надо просто представить, что стена чистая!
Представила.
– А почему ты надпись убрала? – тихо спросил Лавентин.
– Она неприличная.
– А зачем писать на стене что-то неприличное?
– Знаешь, я не писала, так что ответить не могу. Это покрытая мраком тайна за семью печатями.
– О, семь печатей – надежная защита. Похоже, важная тайна.
И так серьезно это сказал, что я улыбнулась. Потом вспомнила, что из-за этого альтернативно одаренного застряла здесь на год, и веселья убавилось.
С работы уволиться придется. И еще договариваться, чтобы сразу отпустили, потому что визитами по паре часов я им как раз год положенные две недели отрабатывать буду.
– Лавентин, – глухо позвала я.
– Да?
– Ты мне должен пять… нет, десять килограммов золота.
– Рубинами можно?
– А у тебя есть?
– Да, отцу ими долг вернули, где-то в доме лежат, тебе надо только их призвать. А с золотом сложнее, его надо или монетами собирать, или в банке заказывать.
– Ясно. – Я по-прежнему смотрела на стену, размышляя о том, какая я, наверное, дура: обживаться бы, Лавентина в оборот брать, а я думаю о том, как работу сохранить и домой вернуться, чтобы с неверным мужем развестись и отдохнуть на юге.
– Послание от министра внутренних дел, – просипел привратный дух.
– Что-то он зачастил с посланиями, – попыталась шуткой прогнать беспокойство, но не получилось. – Пропусти его.
– А я все помню и все правильно делаю, – проворчал Лавентин. – И не моя вина, что гардеробная не открывается.
На стене проступала двустворчатая резная дверь. Я улыбнулась:
– Кажется, получается.
– И это не библиотека, – вздохнул Лавентин.
Двери в темную, полную зеркал и чехлов с одеждой комнату открылись одновременно с появлением незнакомого мужчины в черной униформе. В руках он держал очень объемистую коробку.
– Министр передал это на случай, если у вас возникнут проблемы с гардеробной.
– Благодарю, не возникли. – Церемонно кивнув, Лавентин добавил: – Верните это ему.
Проводив взглядом посланника, мы одновременно развернулись к гардеробной. Под потолком разгорелись светильники. Чехлы соскользнули с многочисленных нарядов. У меня засосало под ложечкой.
Это был мой оживший кошмар.
Гардеробная была полна платьев. Вычурных, сверкающих, в рюшках, мехах, вышивках, все с пышными подолами и тугими корсажами.
Умереть – не встать. Между ними притулились мужские костюмы. И многоэтажные парики.
Я попятилась.
– Ну что, приступим, – без особого энтузиазма предложил Лавентин и вошел туда. – Так, где-то тут должен быть мой костюм для официальных визитов ко двору… Так… – Он двинулся вдоль рядов с одеждой.
Меня слегка замутило. Корсеты, от одного вида которых ныли ребра, и пышные платья с кринолинами. Зажмурилась, чтобы спрятаться от этой ужасающей пестроты.
Кошмар, натурально оживший кошмар! Домой захотелось до слез.
– Ага, вот он!
Послышалось шуршание колесиков. Я открыла глаза. Лавентин подогнал на середину гардеробной манекен в зелено-голубом, шитом золотом костюме с широкими штанами типа шаровар, только на вид жесткими. На плечи манекена был наброшен трехъярусный бархатный плащ черного цвета с вышитыми серебром пробирками, ретортами и звездами. На голове манекена на полметра возвышался белый парик с буклями и заколками в виде реторт.
– Что это за кошмар? – хватаясь за сердце, простонала я.
– Официальный костюм члена Имперского научного собрания Алверии. Я в нем состою.
– Сочувствую, – прошептала я, продолжая держаться за сердце, потому что оно норовило выпрыгнуть в предчувствии ужасного.
– А тебе надо, наверное, платье для представления императорской семье. Так… – Лавентин почесал затылок. – Оно где-то тут.
Платье. И здесь на меня пытаются натянуть платье. Это что, беда всех миров? Почему я не попала в тот, где платья не изобрели, а?
Снова заскрипели колесики. Лавентин вывез из закромов манекен в белом платье с пышнейшей юбкой. Декольте у него было в форме окруженного рюшами сердца, шею закрывал воротник-стойка с очень широким воротом сверху, так что голова оказывалась на блюде из гофрированной ткани. Вместо парика манекен венчала диадема с белыми цветами.
– Нет! – Я даже на собственную свадьбу платье без кринолина надела, а тут и подавно не стану над собой издеваться.
– Но почему? – Лавентин сделал брови домиком.
– Не ношу платья, – отчеканила я, а в ушах звучал мерзкий голос Павлика с его обвинениями в неженственности и предложением прогуляться и купить платье.
Теперь у меня полно платьев, так бы все на него и напялила.
– Надень, тебе пойдет, оно очень… – Лавентин помедлил, оглядывая белый ужас, – очень женственное.
Ну все…
– Слушай, ты, муж, я тебе нормальным русским языком… – А нет, это как раз под вопросом, каким языком. – Я тебе нормальным человеческим языком объяснила: я это не надену. Все.
– Но мы будем при дворе, там этикет, правила.
Вот засада! Я с ужасом воззрилась на платье моих кошмаров, причем в буквальном смысле: после похода по салонам свадебных платьев я примерно такое в страшных снах видела.
Нет, должен быть выход. Правила, правила…
– Это оформлено законодательным актом? – Я с трепетом ждала ответа.
– Э-э-э… – Во взгляде Лавентина отразилось сомнение. – Нет.
– Значит, я ничего не нарушаю.
– Тебя не пустят в таком виде.
– Ну и отлично! Все равно не хочу идти.
Да нужен мне их дворец, я лучше по возвращении домой в Зимний еще раз съезжу!
– В конце концов, если им очень надо – пустят, – распалялась я. – Или пусть оформляют соответствующий закон о запрете джинсов. И вообще, я сюда не напрашивалась, дипломатических отношений между нашими странами нет, так что ничего не знаю и не обязана ничего выполнять.
– Почему бы не уступить ради одного визита?
Я погрозила пальцем:
– Э нет! Прогнусь раз – и придется всегда прогибаться. Уж лучше сразу обозначу свои позиции. К тому же они хотят познакомиться с инопланетянкой – вот пусть знакомятся со всеми прилагающимися в виде одежды. И с отсутствием знаний о местных манерах.
– Мм, в чем-то ты, бесспорно, права… Только веди себя вежливо.
