– Разумеется. Я жить хочу – и не в тюрьме. Я даже согласна в пол смотреть и стыдливо молчать. Но только не платье.
Чтоб Павлику пусто было, но больше я ради мужчины платье не надену, даже ради императора. И хочу, чтобы меня во дворец не пустили!
– Но, понимаешь ли… – Лавентин отвел взгляд. – Ты выглядишь так, словно ты в нижнем белье. Я-то привык, а вот во дворце…
М-да… Оглядела себя:
– А что, у вас нижнее белье выглядит так?
– Ну, э-э-э… – Лавентин уставился на мою грудь, затем перевел взгляд на бедра. – Может, ты чем-нибудь прикроешься – ну, слегка?
Он помахал руками, словно закутывал меня в простыню.
– Даже не знаю. – На мгновение я и впрямь почувствовала себя голой, потом посмотрела на Лавентина, и это ощущение исчезло. – А ты, значит, не как в нижнем белье, да? И то, что брючки тебя обтягивают в причинном месте, и жилеточка плотно к телу прилегает, – это не считается?
– Я же мужчина, – искренне удивился этот представитель патриархального общества.
– Оттого что ты мужчина, брюки тебя лучше не прикрывают. Даже наоборот.
В серо-зеленых глазах появилось задумчивое выражение.
– А ты права, – удивленно согласился Лавентин.
Я щелкнула пальцами:
– Вот именно!
– Я как-то об этом не задумывался. – Лавентин поднял растерянный взгляд к потолку. – Но ведь правда! Собственно, а зачем женщины носят неудобную одежду, когда намного проще одеваться, как мужчины?
Кажется, мне повезло. А ведь могла нарваться на сурового сторонника домостроя.
Ладно, с ним разобралась, но каждому во дворце это не объяснишь.
– Лавентин, извини, что отвлекаю, но я могу попросить у дома сотворить мне одежду? Он вроде с бельем постельным справляется.
– Можешь, но эта одежда исчезнет за воротами имения, да и в саду будет не очень стабильна.
– Получается, вся эта одежда…
– Настоящая, – кивнул Лавентин. – В этом платье мама была представлена ко двору после свадьбы с папой.
Теперь я точно не хотела надевать это платье.
– Думаю, лучше его оставить как есть. – Я отправилась перебирать мужскую одежду.
Лавентин остался возле манекена со своим нелепым костюмом.
Женщины тут, похоже, не использовали брючные костюмы даже для верховой езды, по крайней мере, я ни одного не нашла. К счастью, здесь имелась одежда для подростков, я нашла подходящую по размеру черную жилетку с вышитыми серебром черепами.
– Это траурное, – заметил Лавентин.
– У меня траур, я год жизни теряю.
– О… – поник Лавентин. – Прости, я не предполагал, что все так выйдет.
Он выглядел настолько виноватым, что сразу хотелось простить. Вернув траурную жилетку на манекен, я взяла фиолетовую, с глянцевым цветочным узором на матовом фоне. Верхнюю пуговицу (они все были инкрустированы аметистами) пришлось оставить расстегнутой и подогнуть края внутрь, но в целом смотрелось неплохо.
– Прикрылась, – сообщила я.
Я бы и джинсы сменила, но брюки были ужасного кроя и не полезли бы на мои широкие бедра.
Судя по взгляду, каким меня окинул Лавентин, прикрылась я недостаточно, но возражать он не стал.
Да, все платья с длинными рукавами…
Подумав, взяла темно-фиолетовую рубашку и надела ее поверх майки, не заправляя в джинсы, а сверху жилетку. В общем смотрелось неплохо: короткая жилетка подчеркивала талию, подогнутые края визуально увеличивали грудь, а низ рубашки – бедра, так что получилась фигура «песочные часы». Правда, с майкой мне нравилось больше – не так броско, и фигура казалась изящно-подростковой, а не женской. Но ради визита к императору можно слегка уступить.
Только слегка.
– Так лучше. – Улыбнувшись, Лавентин оттолкнул манекен со своей уродской формой. – Пожалуй, раз ты не при параде, то и мне можно не переодеваться.
Свой человек. Я тоже улыбнулась.
Полтора часа спустя, когда кеб остановился возле пятиэтажного дворца с грозными каменными женщинами в высоту фасада, мне было уже не до улыбок. Боевой раж прошел, идея явиться в таком виде во дворец больше не казалась вменяемой. Молоко на меня, что ли, тогда повлияло?
Слуга открыл дверь кеба. Мы с Лавентином не шелохнулись.
– Министр здесь? – напряженно спросил он.
– Какой? – с каменным выражением лица осведомился слуга.
– Внутренних дел, Раввер.
– Нет, длор Вларлендорский задерживается.
– Отлично. – Лавентин выпрыгнул из кеба.
Сделав шаг к высокому крыльцу, быстро развернулся и протянул мне руку. Его глаза азартно сверкали.
– Давай быстрее, пока его нет!
Глава 22
– Длор Лавентин Бабонтийский, член Имперского научного собрания Алверии. Длорка Саша Бабонтийская, его супруга! – возвестил церемониймейстер и стукнул трезубцем.
Над зубьями вспыхнул зелено-голубой свет и озарил дверной проем, куда ступили мы с Лавентином. Упоминание длорки плохо сказалось на моем самообладании – я, отчаянно закусывая губы, подхихикивала.
Повисла пауза.
Все смотрели на нас. Сжимавшая мои пальцы рука Лавентина не дрогнула. Приветливо улыбаясь ошарашенной публике, он повел меня дальше. Ну а я что? Пошла.
И длорки начали падать. Волна ахов и охов прокатилась по залу, дамы валились, вздымая жесткие юбки и являя взору мужчин подштанники.
Улыбка против воли стала до ушей. И вообще, я была свято уверена, что рассказы о том, как раньше женщины по любому поводу грохались в обморок, – поэтическое преувеличение. Но нет, сейчас я воочию видела негативные последствия тугих корсетов.
Официант выронил поднос с бокалами. Ничего, он уже третий на моем пути.
Мы шли, женщины падали. Хотя некоторые только за компанию, видимо, чтобы их моими сторонницами не сочли.
– Здорово получилось, – восторженно прошептал Лавентин, не прекращая любезно улыбаться и кивать бледнеющим и краснеющим мужчинам, бросавшимся поднимать длорок, которым улыбалась и кивала я.
Кто говорил, что женщина в джинсах неэффектна? Я сногсшибательна!
Даже жаль, что зал всего сорок шагов в длину. Мы остановились напротив возвышения с тремя тронами. Они пустовали, но, помня предупреждение, я, как и Лавентин, поклонилась месту монархов.
После чего мы с чистой совестью развернулись к гостям. Двое против всех – и это было круто.
Большинство длорок еще лежали, не так-то легко было их поднять из-за жестких объемных юбок. Но для людей, треть которых выглядела откровенно смешно из-за многоярусных париков и пышных нарядов, реакция на мою одежду слишком уж бурная. Продолжая улыбаться, Лавентин прошептал:
