А возвращение в мой мир вместе с Лавентином… Придется везде его с собой водить, а то его дома одного оставишь и потом дома недосчитаешься.
И Павел…
Сердце привычно кольнуло, но мысли о нем я прогнала: квартиру буду делить до последнего. Из принципа.
Работа нравилась, и коллектив хороший. И социальный пакет… Ладно, с рубинами от Лавентина мне не соцпакет нужен, а охрана.
Ко многому я была готова, но привыкнуть к тому, что о мелочах вроде работы думать больше не надо, оказалось почти так же сложно, как осознать, что я нахожусь в другом мире.
И что в этом мире у меня есть фиктивный муж, немыслимый социальный статус, живой дом и ребенок на руках, с которым тоже надо что-то делать. А о детях я знаю лишь в теории, потому что с племяшкой только мультики и фильмы смотрю, когда ее родителям надо на пару часов отлучиться.
И вообще, я только сейчас подумала, что, когда детей из семьи забирают, им обычно медосмотр делают. Вере тоже, наверное, надо.
Фонтаны стали ритмично вздымать струи, чертить ими узоры. Глядя на погружающиеся во тьму гроты, я почти не слышала музыку, которую продолжали наигрывать женщины. Оглянулась: дамы плотным кружком сидели вокруг подобия клавесина и самозабвенно слушали игру императрицы.
Дверь в зал отворилась. Слуга возвестил:
– Император требует длора Бабонтийского с супругой!
У меня засосало под ложечкой.
Через две минуты мы оказались возле золоченых дверей. Короткий стук, бесшумное движение открывающейся створки – и слуга жестом предложил пройти в синий кабинет.
– Без церемоний, можешь смотреть. – Император сидел за массивным столом, по сравнению с которым казался еще более сморщенным и усохшим.
В кресле застыл Раввер с напряженно выпрямленной спиной. На столике с другой стороны стояла бутылка и четыре бокала, что намекало на дружескую обстановку, начисто убитую направленным на Лавентина грозным императорским взглядом.
Лавентин встал так близко ко мне, что наши руки соприкасались.
– Надолго она здесь? – спросил император.
Подойдя к столику, Лавентин налил бокал и подал Равверу алую жидкость.
– Выпей.
Взяв бокал, Раввер медлил. Лавентин понурился:
– На год.
Раввер вскочил. Его грудь часто вздымалась, вино плеснулось на роскошный ковер.
– Ты… Ты хоть понимаешь, что этого ни один человек не выдержит?
Я открыла рот, чтобы спросить почему, но не успела – Лавентин развел руками:
– Ничего не могу поделать. Нет, я пытаюсь, даже к родовому духу воззвал, но, похоже, придется принять это как факт.
И что Раввер так волнуется? Дом Лавентина я разрушать больше не собираюсь и ко дворцу на пушечный выстрел не подойду.
Император вытащил из письменного набора золотую ручку, покрутил в пальцах.
– В принципе, меня это устраивает. – Он уставился на Лавентина. – Я ведь тебя предупреждал: еще одна выходка – и запрещу посещать официальные приемы.
– Простите.
– И знаешь, мне кажется, ты каждый визит что-нибудь устраиваешь специально, чтобы получить этот запрет.
Так вот в чем дело! Лавентин молча смотрел в пол. Император приподнялся:
– Это ведь так?!
– Я мог бы полезными делами заниматься вместо того, чтобы попусту тратить время на разговоры.
– Я понимаю, ты скучал при дворе, когда тебе было десять. И в пятнадцать это простительно. Но тебе двадцать три! Раввер в твои годы уже отслужил в Черундии и стал министром, а ты все думаешь, как бы прием сорвать. Сколько тебе еще нужно лет, чтобы повзрослеть?
О боже, как мне знакомы эти разговоры. Лавентин грустно отозвался:
– Лет десять – пятнадцать.
Бедный. Я ему всей душой сочувствовала: в этом дворце даже мышь от скуки повесится, не то что такой интересный парень.
– Да я столько не проживу! – вскипел император. – Что, хочешь совсем со мной не встречаться?
– Ну что вы. С вами – всегда с удовольствием, а вот с остальными гостями официальных приемов…
– Год. Я отлучаю тебя от обязательных приемов на год. И Сарсанна, когда оправится, займется вашим воспитанием, дорогие мои Бабонтийские.
А я-то тут при чем? Через год меня здесь не будет, зачем мне учить их этикет? Срочно надо напомнить, что я здесь временно. Но как сделать это по этикету, чтобы не вызвать еще большего желания меня ему обучать?
Лавентин подался вперед:
– Я осознал. Вот только сейчас осознал, насколько неподобающим было мое поведение. Правда-правда. Мне стыдно. Я потрясен до глубины души. И как это я раньше не замечал? – Он стукнул себя по лбу. – Этого больше не повторится.
– Конечно, не повторится. Сарсанна тебе все-все правила напомнит. А за каждый новый промах я буду снова назначать ее твоей учительницей хороших манер.
Бледнея, Лавентин сглотнул.
Я уже боюсь этой таинственной Сарсанны.
Глава 24
– Теперь вы, юная длорка. – Император посмотрел на меня.
– Простите, – Лавентин встал между нами, – все ее промахи – моя вина.
Покосилась на Раввера, надеясь по его реакции понять, следует ли мне вступить в разговор или надо тихо стоять, пока император негодует. Но мертвенно-бледный Раввер застыл с отрешенным лицом и казался невменяемым. Вряд ли его настолько огорчило мое временное проживание здесь. На что же такая реакция?
Император потребовал:
– Лавентин, отойди.
– Моя жена оказалась в этом мире против своей воли. В качестве компенсации я, как длор и глава рода, обязан обеспечить ее комфортными условиями проживания. Даже если это идет вразрез с нашими традициями.
Император повысил голос:
– Лавентин, отойди!
Невыносимо стоять за спиной Лавентина, хотя она так широка и уютна. Не привыкла я прятаться за другими, когда виновата сама. Опустив глаза, вышла из-за него и встала рядом:
– Я вас слушаю.
– Еще бы нет! Расскажи об оружии вашего мира. Давай, если у вас женщины одеваются как мужчины, то должны знать подобные вещи.
– Почему? – вскинув взгляд, поняла, что император прекрасно видит меня без помощи пенсне, которым пользовался на приеме.
– Потому что одежда – отражение общества. Наши женщины носят тяжелые и неудобные платья как символ процветания и безопасности страны. Ваши женщины, совершенно очевидно, не могут себе такого позволить, иначе не променяли бы статусные вещи на сомнительные удобства.
А ведь прав, старый хрыч… император.
– Полагаю, ваше общество вынуждает женщину защищаться самостоятельно, а это значит, она должна иметь представление об оружии. Ты очень уверенно и независимо себя ведешь, эта уверенность для тебя привычна и уж точно не продиктована уверенностью в Лавентине.
